Серенада новогодней ночи
Шрифт:
– За тебя, Саша! – Алена подняла бокал и увидела, что вино окрасилось в розовый цвет. Это заходящее за лес солнце посылало им последний теплый луч. Вокруг дома сгустились синие зимние сумерки.
– За тебя, Аленушка! И за нас!
От этих слов Алене в ее легком платьице стало жарко. Столько лет ждала счастья, и вот оно, рядом, улыбается светло, плещет прямо в сердце ласковой волной взгляда… Неужели это все происходит с ней? Наяву, на самом деле? Да полно, может ли это быть?
И чтобы потянуть время, чтобы продлить ожидание счастья,
– Уже вечереет. Как же мы будем возвращаться – по лесу, в темноте?
– А зачем нам возвращаться? – просто спросил он.
Счастье было совсем рядом. Оно придвинулось вплотную. Оно не желало больше ждать.
Алена по жизни была немного трусиха.
Кроме нескольких, очень редких, моментов, когда в ней, наоборот, просыпалась безумная отвага. Моментов, о которых она вспоминала потом с искренним удивлением и некоторым стыдом.
Сейчас отвага не проснулась.
Трусость-стыдливость в сочетании с бог знает еще какими чувствами боролись в ней с любовью-желанием-влечением.
А между сражающимися сторонами находился ум, ее довольно-таки острый, тренированный высшим техническим образованием ум, который пытался найти компромиссное решение.
И нашел.
– Мне не хотелось бы, чтобы это случилось на чужой постели, под чужой крышей, – заливаясь алым румянцем, шепнула она Александру, когда он поднял ее на руки легко, словно в ней не было совсем уж никакого веса, и понес к лестнице.
Но, говоря так, она обеими руками (руки не слушались ума, действовали совершенно самостоятельно) крепко обхватила его шею.
– А это не чужая крыша, – тихо, как и она, произнес он, – и не чужая постель. Это…
Но тут звук, уже минут пять доносившийся с улицы, звук, на который они не обращали никакого внимания, просто не слышали его, стал настолько громким и пронзительным, что смог наконец пробиться сквозь окутавший их золотой и розовый туман…
…гудки автомобиля, сопровождаемые отчаянным миганием фар на тот, видимо, случай, если в доме все внезапно оглохли, но еще не ослепли.
– Кто посмел… – пробормотал Александр, полыхнув в сторону окна серым, мгновенно оледеневшим взглядом.
Алена была бережно, словно хрустальная ваза, поставлена на ноги. После чего, не сказав ни слова и не обернувшись, он быстро вышел на улицу.
Алена тут же бросилась к окну и, щурясь, жалея, что не взяла с собой очки, прижалась носом к стеклу.
Это был Игорь. Опасаясь застрять на нерасчищенной проселочной дороге, он приехал на служебном джипе «Чероки» и остановился у ажурных ворот. Он бы и внутрь заехал, учитывая форс-мажорные обстоятельства, но, к сожалению, не знал кода.
Последние пять минут в дополнение к звуковым
– Александр Васильевич, в отель приехала ваша жена! – крикнул он оттуда. Шеф непроизвольно оглянулся на дом.
– Потише ори, – сурово остановил он Игоря, открывая ворота. – А что, по телефону позвонить было нельзя?
– Так вы же отключили мобильник!
– А, ну да, верно… – Шеф немного остыл. – А ты точно знаешь?
– Еще бы, я сам вез ее из аэропорта! Ираида Глебовна послала! Еще велела никому не говорить о ее приезде! Впрочем, она же и шепнула мне, что вы ушли на лыжах с девушкой и не вернулись… Вот я и подумал, что вы здесь!
– Какой догадливый… А может, и к лучшему, что Тамара приехала именно сейчас, – неожиданно заявил Александр. – Давай подъезжай к крыльцу. Отвезешь меня в отель. Отвезешь нас… И выключи наконец эту иллюминацию!
Грубин вернулся в дом. Алена, умница, стояла на том же месте, где он ее оставил, и смотрела на него с выражением спокойного ожидания.
«Сказать ей? Нет, не сейчас, не на ходу. Слишком много всего придется объяснять».
– Кое-что произошло… – Он сказал это нарочито спокойно и даже беззаботно. – Нам нужно вернуться в отель.
Она кивнула. Кроткое, доверчивое выражение ее глаз не изменилось.
«Какая женщина! Моя женщина! Единственная!»
– Я пойду переоденусь…
– Алена, – он удержал ее за руку, – ты мне доверяешь?
Она снова кивнула.
– Я все объясню тебе… Не сейчас, немного позже.
– Конечно, я подожду. Не тревожься за меня, делай то, что собрался делать.
И тогда он отпустил ее. Но прежде привлек к себе и поцеловал так крепко и горячо, как не целовал еще ни разу.
Тамара Луарсабовна ни на шаг не отпускала от себя Ираиду Глебовну. Она устроилась в кресле за Ираидиным столом, в Ираидином кабинете, и в который раз просматривала в Ираидином ноутбуке ту самую видеозапись, донимая бедную, все сильнее и сильнее нервничавшую административную даму бесконечными расспросами, комментариями и предположениями.
Вконец отчаявшись, Ираида предложила принести кофе и только под этим предлогом была наконец выпущена из собственного кабинета.
– Подожди-ка, – услыхала она, уже готовая поплотнее прикрыть за собой дверь и юркнуть в восхитительную свободу и безопасность служебного коридора, – подожди!
– Да? – Ираида замерла, чувствуя спиной существенное понижение температуры.
– Не надо кофе, принеси лучше «Боржоми». И снотворного. Целую упаковку.
– Какого снотворного? – изумилась Ираида Глебовна, рискнув чуть обернуться и скосить взгляд на непостижимую и непредсказуемую мадам Грубину. – Разве у вас проблемы со сном?