Сережка — авдеевский ветеран
Шрифт:
— Па-ш-шёл, тайга!..
А Миха вдруг встал как вкопанный — задние чуть на него не налетели. Повертел головой да ка-ак заревёт!
А потом приподнялся и медленно пошёл обратно.
Теперь и монтажники пытаются получше упереться, и Пётр Васильич, откидываясь назад, чуть не ложится на спину, и Конон с Евгением Константинычем тянут, и сторож, а Мишка идёт себе да идёт, коротко рычит, как будто покряхтывает, и всех за собой тащит и тащит…
Пётр Васильич — на ребятишек:
— А ну-ка, хлопцы, отойдите подальше!.. А
А ребятишек сколько теперь собралось — и свои и чужие. На железобетонных плитах стоят, на перевёрнутой лодке, а некоторые уже и на клетку забрались, а другие — и на берёзу рядом. Один даже пробует залезть на железобетонный столб, который стоит немножко поодаль… Конечно, оттуда хорошо было бы видно, вон столб какой высоченный, а электричество туда ещё не подвели, за железный кронштейн можно держаться, да только залезть на него не так-то просто… Поднимется пацан метра на три, ноги сплетёт, чтобы не соскользнуть, потом повисит-повисит да и съедет.
И взрослых собралось уже сколько — услышали, наверное, что в интернате медведя в новый зверинец переводят, пришли посмотреть…
Кое-кто бросился помогать Петру Васильичу с монтажниками, другие стали ребятишек отпугивать — а ну, мол, сдай назад, сдай, мало ли что может случиться! — а третьи рты пораскрывали не хуже ребят, лезут, куда повыше, чтоб лучше видно…
А Миху уже остановили. Конечно, не трактор ведь, а медведь. Вон уже сколько народу вцепилось в верёвки! И в самом деле как репку тянут — только Жучки да кошки с мышкой и не хватает…
— Попробуем потихонечку, не рвите! — командует Пётр Васильич. — Смотрите там, пояс держите, пояс!
Упирается Мишка, но потихоньку идёт. Ребятишки его подбадривают издали:
— Иди, Миша, там хорошо!
— Что там тебе, хуже будет, что ли?
Егорке показалось, что Венька Степаков рядом кричит, глянул вбок — наверное, сбежал Венька от кастрюль… Глянул, а неподалёку стоит чёрный старик из музея, вытягивает шею и тоненько кричит:
— Да-авай, Миша!..
Шляпа у старика сбита набок, глаза поблёскивают из-под пенсне — увлёкся!
Это он ещё раз, наверное, пришёл спросить, этот старик, не передумал ли Пётр Васильич…
А Мишка снова упёрся, дерёт лапами, и след за ним — хоть картошку сажай, такой глубокий.
Верёвки ослабили, и тут он как-то ловко вдруг повернулся, привстал на задние лапы, смотрит на старую свою клетку и не рычит уже, а как будто скулит, да так жалобно…
«Эх, — думает Егорка, — ведь он же не знает, Мишка, куда его ведут, вот и упирается, что есть мочи».
— Смотрите, как бы он ремень случайно не расстегнул! — крикнул один монтажник.
— Ага, вон кончик из пряжки выбился…
— Стоп, ребята, поправить надо, а то он нам даст!
— Виктор! — крикнул Конону Пётр Васильич. — А ну-ка, возьми крючок да поправь!
Медведь всё стоял на задних лапах, слегка наклонясь в сторону
Конон взял длинный металлический прут с маленьким крючком на конце и стал медленно подходить к Мишке.
— Чего ты там сбоку топчешься! — закричал Пётр Васильич. — Спереди подходи — и давай смело…
— Рванёт ещё, — негромко сказал Конон.
— Куда рванёт — десять мужиков держат!
Конон сделал ещё шажок-другой и протянул прут к медведю.
Рука у Конона заметно подрагивала.
— Чего ты его щекочешь? — крикнул тот монтажник, который раньше стоял на крыше. — Ты дело делай, а не щекочи!..
Но Конон уже зацепил крючком краешек ремешка и пробовал теперь просунуть его в пряжку.
Миха всё посматривал то на Конона, то на ремень у себя на животе, а потом вдруг рявкнул и кинул обе лапы вперёд, как будто хотел обнять Конона.
До Конона было ещё добрых полтора метра, а то и больше, но он откинулся назад, а медведь, потянувшись лапами, рявкнул снова, и Конон опять отшатнулся, торопливо задёргал крючком и рванул им сперва слегка, потом посильней. И вдруг ребята увидели, как и монтажники, и Пётр Васильич со сторожем, и те, кто им помогал медведя удерживать, — все валятся спиной в кучу малу, а медведь стоит уже без пояса на брюхе и смотрит на Конона…
Вокруг стало так тихо, как и на самом тихом уроке не бывает…
Медведь коротко зарычал, и Конон отбросил в сторону железный свой прут — быстро, как по команде.
Медведь зарычал снова, и Конон тоже, словно по команде, повернулся не очень ловко и пошёл от него, сгорбившись, — сначала медленно, а потом всё быстрей и быстрей, и тут Миха опустился на все четыре лапы и, взбрыкнув, прыгнул вслед за Кононом, потом приподнялся, глядя ему вслед, да ка-ак рявкнет!..
Конон бросился бежать, налетел на железобетонный столб, подпрыгнул и пополз вверх, перебирая руками и ногами так ловко, будто всю жизнь тем и занимался, что по таким столбам лазил… Прошли считанные секунды, а он уже долез до самого верха и замер там, вцепившись в кронштейн.
А медведь опустился на все четыре лапы, постоял немного, вытянув морду к земле, а потом сел, развалившись, и стал спокойно почёсываться…
Что тут началось вокруг медведя — сперва ничего нельзя было разобрать!
Взрослые стали на всякий случай отгонять подальше детишек, да только кто же это, интересно, подальше отойдёт, если вот он, во дворе, сидит Миха, и никто ещё не знает, что будет дальше…
Мальчишек становилось всё больше и больше, и взрослых уже собралось, как болельщиков вокруг футбольного поля, никак не меньше…