Серьезное и смешное
Шрифт:
Я понимал, как ревниво должны были отнестись «летучемышинцы» к человеку, который не только занял пост создателя и руководителя их театра, но и стал на его место на просцениуме, — место, где он был единственным, неповторимым и бессменным…
Не знаю, общность ли стиля или просто счастливый подбор талантливых актеров и хороших людей были причиной того, что сразу же, без трений, три коллектива слились в один крепкий ансамбль.
Ярчайшим комиком-буфф, неисчерпаемым источником смеха и жизнерадостности был в этом ансамбле Владимир Яковлевич Хенкин. О нем я знаю так много и столько хорошего, что не могу ограничиться несколькими строчками…
Я
…На сцену стремительно выбегает маленький человек в смокинге, с очень симпатичным, даже красивым лицом. Он один. Декораций никаких. Но через несколько мгновений сцена заполняется паром, и сквозь туман вы видите нескольких голых людей.
Даже в бане они не ладят между собой, эти экспансивные южане, они обливают друг друга холодной водой, кричат, фыркают, бранятся, обжигаются; вы слышите их, вы видите их, а меж тем их нет, на сцене один Владимир Хенкин…
…Танцкласс. Неуклюжие молодые люди берут первые уроки пластики. Они наступают друг другу на ноги, они не знают, куда девать руки, они используют портьеры вместо носовых платков, и среди них волчком, юлой вертится танцмейстер! И как же трудно ему управиться с этой ордой приказчиков, ломовиков-биндюжников и просто хулиганов! Маленький танцмейстер уговаривает их не наседать на дам, не пачкать занавесей и танцевать… Вы слышите их, вы видите их, а меж тем их нет — на сцене тот же волшебник Хенкин, это он — и ломовик, и приказчик, и танцмейстер.
…В «иллюзионе» (так тогда называли кинотеатры) «Сегодня перемена программы» — возвещают афиши, и маленький человек не прочь посмотреть эту программу, но он хочет раньше изучить афишу, узнать цены всех билетов во всех рядах, заглянуть в окошечко кассы: хорошенькая ли кассирша… Что? У нее флюс? Он очень сочувствует и одновременно огрызается на соседей в очереди. И конечно, опять в реальность существования афиши, кассирши, флюса и соседей заставила вас поверить огромная, неисчерпаемая выразительность Владимира Яковлевича Хенкина!
…Вагон третьего класса набит до отказа. Нечем дышать. Из-под всех скамеек торчат ноги «зайцев». Оплаченных взяткой ног контролер не замечает, неоплаченные вытаскивает и безжалостно изгоняет… На третьей полке кто-то храпит. Его будят, он не может очухаться, кряхтит, сопит, почесывается и долго-долго ищет билет по всем карманам…
Не помню, чем кончается эта сценка, но и сейчас вижу и заплеванный вагон, и махорочные облака, и «зайцев», и заспанную физиономию пассажира, и буквально задыхающихся, корчащихся от смеха зрителей!
А в плотно набитом фойе театра толпа — это ожидающие второго сеанса, они еще ничего не видели и ничего не слышали, но до них доносятся взрывы хохота, и они стоят, вытянув головы и повернув лица к двери в зрительный зал, и все, все улыбаются, предвкушают!
А на улице у афиши еще толпа — не попавшие… Но и они смеются, потому что на афише написаны излучающие смех полтора слова: «Вл. Хенкин».
И неудивительно, что, несмотря на два, а то и три сеанса, были «непопавшие». Веселые, насмешливые одесситы рады были посмеяться над чем и над кем угодно, даже над собой. А эту-то возможность и давал им Хенкин, ведь персонажами его рассказов были именно те обыватели, которые сидели в зале, — «на Хенкина» ходили и профессора, и портные, и архитекторы,
Был в те дни в Одессе еще один любимец — артист еврейского комедийно-мелодраматического театра Фишзон. И Хенкин и Фишзон выступали только у себя в театрах, концерты тогда были явлением редким, посещались они не очень охотно. Чтобы заинтриговать публику, нужна была сенсация, особая реклама, а газет было мало. В Одессе, например, если не ошибаюсь, выходили две: «Одесские новости» либерального направления и «Одесский листок», ультраконсервативная. Редактором Одесских новостей» был высокообразованный журналист И. Хейфец. Одно время выходила и маленькая газетенка «Копейка» безо всякого направления, но с большим запасом нахальства и беспардонности. Издавал ее некий Финкель. Когда «Одесские новости» выступили с гневной статьей против этого Финкеля за какую-то темную, попахивающую шантажом историю, он стал поливать грязью и газету, и издателей, и редактора. Конфликт этот бурно обсуждался в городе… Фамилии Хейфеца и Финкеля склонялись на каждом углу… И вдруг однажды на рекламных столбах появилась афиша: «Ф и Х»… Огромные буквы «Ф и Х» и больше ничего!
Что это? Кто это? Пошли слухи, сплетни, загадки… И догадались. Ну конечно: Ф и Х — это Финкель и Хейфец!
Одесса зашумела: позвольте, но почему афиша?.. А?.. Что будет… Скандал? Процесс? Самые рьяные настаивали на дуэли…
Ажиотаж рос и рос, и вдруг… новая афиша! Опять Ф и Х — но уже с фамилиями — Фишзон и Хенкин! Концерт с их участием!
Одесса смеялась и… устремилась на концерт!
Ловкий администратор-выдумщик гордо отказывал даже самым нужным контрамарочникам:
— Извините — аншлаг, переаншлаг!
Летом 1914 года мы оба были приглашены в Баку, вместе играли водевили, но в городе вспыхнула эпидемия чумы, и мы спешно удрали. Ехали мы в одном купе… И это было и удовольствием и страданием. Этот аккумулятор смеха, этот сгусток жизнерадостности и радовал и утомлял.
В те годы буквально всех актеров и писателей захватила игра: все разыгрывали друг друга, выдумывали фантастические комбинации, посылали нелепые телеграммы и посылки. По ночам вас будили телефонные звонки из разных городов… И все это делалось с целью поставить вас в неловкое положение, разыграть, и порой безжалостно, грубо, огорчительно… Одним из самых рьяных разыгрывальщиков, правда всегда беззлобным, был Хенкин. В те времена удачный розыгрыш передавался из уст в уста со всеми деталями, а когда розыгрыш не удавался или кто-либо плоско острил, жаловались. Кому? — спросите вы. — Мите. — Какому? — Никакому! Вы отворачивались от незадачливого остряка и жаловались в пространство, разговаривали с несуществующим Митей, якобы стоявшим рядом.
Так вот, едем из Баку вдвоем в купе, а соседнее занимают два старичка. И замечаю я, что стоит мне выйти в коридор, как оба соседа сразу прячутся в свое купе и плотно прикрывают двери.
Оказалось, что Владимир Яковлевич устроил очередной розыгрыш, он сказал соседям, что везет сумасшедшего, а чтобы они не сомневались в этом, подошел ко мне, когда я стоял у раскрытого окна, и сказал какую-то явно глупую остроту. Я, конечно, обжаловал ее Мите за окном. Хенкин подмигнул соседям, и они, убедившись, что я разговариваю ни с кем, преисполнились страха: шутка ли, ехать рядом с сумасшедшим, да еще, по намекам Хенкина, в достаточной степени буйным! И, несмотря на жару, соседи из купе не выходили. А жара была изнурительная!