Серьезное и смешное
Шрифт:
Но вот в комнатушке появляется администраторша:
— Сергей Владимирович, пожалуйста, второе отделение.
Его встречают аплодисментами — обыкновенно пишут «горячими», но я бы сказал — дружескими аплодисментами — люди, отведавшие вкусного искусства и желающие еще… И вот идет доклад на тему «Кукольные театры у нас и за рубежом». Это доклад почти научный, но с юмором. Образцов рассказывает о странах, в которых он гастролировал один, с театром, о публике, о политическом строе, с нежностью говорит о своих артистах: собачках, обезьянках, шарике на пальце.
Я сижу среди зрителей и получаю удовольствие от кукол, от песен, от Образцова, аплодирую вместе со всеми, и вдруг… Сергей Владимирович показывает на меня и говорит
Итак, следующая кукла — Бибабо. Образцов показывает нам уродливую кукольную головку, рассказывает о ней, в это время надевает ее и халатик на палец и начинает… С моей точки зрения, это коронный номер Сергея Владимировича! У рояля, как всегда, всежизненный и всеконцертный друг, жена и аккомпаниатор его, Ольга Александровна, она играет вступление к «Колыбельной песне» Мусоргского из «Детского альбома», и происходит чудо! Уродец Тяпа превращается в руках кукольника в обаятельнейшего, наивного и лукавого человеческого детеныша, а Образцов в строгого, но нежного, любящего, терпеливого отца! Честное слово, когда я слушаю этот дуэт Образцова и Тяпы, эту «Педагогическую поэму» (а я в былое время много-много раз встречался с ним в концертах), мне хочется крикнуть:
— Молодые папы и мамы! Учитесь, как обращаться с малышами, как любить их хорошей любовью! Любить-то вы умеете, а вот получитесь, как можно умно, продуманно любить!
…Концерт идет к концу. Последняя песня: «Налей бокал, в нем нет вина». Казалось бы, Образцов показывает обычную смешную сценку из жизни пьяницы. Но… Когда-то я написал для Владимира Николаевича Давыдова сценку: «Веселое вино и печальное вино». Владимир Николаевич виртуозно играл одну и ту же сцену два раза, сперва от лица человека, который под влиянием обильной выпивки становится все веселее, и сейчас же ту же сцену опьянения, но тяжелого, скандального. Это было очень весело. Теперь, мне кажется, это надо бы играть иначе. В наши дни, когда пьянство во всем мире стало бичом, когда у нас ищут средства борьбы с ним, пишут гневные статьи, увольняют с работы, и все это не очень успешно, мне кажется, показывать добродушные сценки из жизни пьяниц не след. Надо, чтобы становилось противно, и Образцов своего пьяницу доводит до состояния гнусного, омерзительного, ибо его оружие — смех, веселый, но часто и злой…
Концерт окончен. Приходит администраторша. Она и довольна и не то смущена, не то расстроена.
— Ах, Сергей Владимирович! Что вы со мной сделали! Теперь кого я ни приглашу, кого ни позову, наши будут говорить: «Нет, не то!» Уж не знаю, к кому обратиться…
Я ей посоветовал:
— А вы пригласите кого-нибудь уж очень плохого, после него все покажутся хорошими!
— Вам легко шутить, а мне…
— Ну тогда пригласите Образцова еще раз!
— А знаете, это идея!
Итак, две профессии, вернее, два умения Сергея Владимировича я, мне кажется, обосновал. Теперь остальные, о которых я упомянул: певец, актер, создатель театра и… Чур, остановимся на минутку. Если бы вы послушали его в те дни, когда его новый театр еще строился, как он рассказывал, восхищался, хвастал этим будущим зданием, вы, даже никогда раньше не видавши и не слыхавши его, сказали бы: да, это, конечно, создатель театра, режиссер и т. д.! А если вы вспомните его кинокартины «Удивительное рядом», «Кинокамера обвиняет», «Невероятная правда», его книги «Моя профессия», «Театр китайского народа», «О том, что я видел, узнал и понял во время двух поездок в Лондон» и прочтете ласковую, уютную книжку для детей «О том, как в ледяной пустыне
— Вы правы, Образцов — синтетический человек!
Но тут уж я вам отвечу:
— Нет! Зачем нам это чужестранное слово «синтетический», у нас есть своя поговорка, которой русский народ определял таких многоумельцев. «И швец, и жнец, и в дуду игрец» — вот он кто, этот Сергей Владимирович Образцов!
Когда мне приходилось выступать с Ирмой Яунзем, первой исполнительницей фольклорных песен, я всегда старался по мере своих сил помочь ей заинтересовать слушателей этим новым тогда жанром. Если она пела любовную песню на армянском, грузинском или чувашском языке, я старался предварительный перевод прочитать как чудесное лирическое стихотворение, как стансы, как сонет, иногда даже предваряя интонации и жесты артистки. И тогда в одухотворенном, выразительном исполнении Ирмы Петровны делалась понятной не только вся песня в целом, но каждая строчка, даже каждое слово становилось ближе сердцам слушателей. Если артистка пела шуточную песню, мой перевод звучал как забавный анекдот, смешной эпизод из жизни эвенков или чукчей, — и слушатели смеялись дважды: и при переводе и потом, во время пения. Они понимали уже каждое слово, каждое положение в сюжете песни.
Как же поступают в большинстве случаев теперь? Со скучнейшим видом объявляют: «Грузинская лирическая песня. Идет караван верблюдов. Ты живешь в моем сердце. Караван поднял пыль, но ты живешь в моем сердце. Караван прошел, пыль улеглась, но ты живешь в моем сердце. Исполняется на грузинском языке». И оставляют бедную певицу наедине со зрителем, недоумевающим: где же здесь лирика? И где логика?
И когда надо перевести комическую песню, бесстрастное лицо конферансье не меняется, и он тем же тоном докладывает: «Мордовская шуточная песня. У моей милой в окне разбито стекло. Я влез к моей милой. Она громко храпела, и я вылез из окна обратно. Но оказалось, что храпела ее мать. Исполняется на мордовском языке».
После такого «перевода» и певице стыдно петь, и публике неловко за народ, будто бы сочинивший эту белиберду, и за конферансье. И упустил товарищ конферансье чудесную возможность связать в один заинтересованный коллектив певицу, конферансье и зрительный зал!
Но раз конферансье не помогает певицам-фольклорницам (а когда на сцене не помогаешь, всегда мешаешь), то певицы начали выступать со своими переводчиками или сами стали переводить. И сделалось еще скучнее: споют песню и нудно бубнят про следующую…
И не говорите мне, что переводы задерживают ход концерта, что слушать их скучно. Неправда! Как-то я повторил опыт интересного перевода. ВГКО предложило мне сделать с тремя артистами концерт-спектакль «Восточные мелодии». Эти артисты — восточная певица Ольга Кагай, восточная танцовщица Турсунай Махмудова и конферансье Евгений Фролов. Аккомпанемент вели пианист-композитор Александр Двоскин и дойрист А. Толмасов. Поэт О. Гаджикасимов отлично перевел все песни, исполнявшиеся на разных языках.
Зрители принимали прекрасно и танцы Махмудовой и особенно песни Кагай, а пресса отмечала «необычное построение» концерта.
В чем же оно заключалось? Евгений Фролов, молодой парень с хорошей внешностью и приятной манерой разговаривать, не просто «переводил тексты», а перед пением каждый раз с хорошим мастерством «читал», «исполнял» их в переводах как любовные, комические, патриотические стихотворения. А Александр Двоскин одновременно «под сурдину» знакомил публику с мелодиями этих песен. И зрители, честное слово, внимательно слушали стихотворения и дружно аплодировали Фролову, а Кагай в это время спокойно переодевалась из азербайджанки в кореянку. Как видите, хорошие переводы зрителей не задерживают, а артистам помогают!