Серьёзные забавы
Шрифт:
В 1752 году Псалманасар составил завещание, которое подтвердил в 1762 году, будучи «в здравом уме, но слаб телом». Душеприказчицей он назвал своего «достойного и благочестивого друга Сару Револлинг» — к ней должно было отойти его имущество, гардероб, рукописи и все причитающиеся ему деньги. «Мемуары» следовало продать с аукциона как можно дороже, чтобы покрыть задолженность за квартиру и оплатить расходы на похороны. Он просил похоронить его в дальнем углу общинного кладбища в самом дешевом гробу без крышки, чтобы ничто не отделяло его прах от земли, коей будет предано тело. Он умер спустя шестнадцать месяцев, 3 мая 1763 года, в своем доме на Айронман-герроу. «Мемуары» Псалманасара, опубликованные двумя годами позже, вновь вызвали к нему интерес, хотя смерть его осталась совершенно незамеченной. Книга не пролила свет на то, кем он был, кто были его, родители, откуда он родом. Он вспоминал свое детство в Авиньоне, учение у францисканцев, иезуитов и доминиканцев, а затем нищенскую жизнь до поступления на военную службу. Он описывал и свою мошенническую карьеру в Англии, а последующие десять лет назвал «растраченными в самой бесстыдной праздности, суетности и сумасбродствах». Затем он объяснял, почему раскаялся и посвятил
Личность Псалманасара всегда была окутана тайной, и завесу ее не удалось приподнять и сегодня. Он вознамерился одурачить весь свет — и круг замкнулся на том, что он сознался в обмане и во искупление вины провел остаток дней в раскаянии и притом в крайней нужде. С точки зрения здравого смысла вряд ли можно назвать такой шаг разумным, поскольку Псалманасар мог без труда уйти в тень и писать под другим именем, а зарабатывая писательским трудом, он бы наверняка жил безбедно. Быть может, он не смог совладать со своей совестью, но как бы там ни было, дорожка, на которую он вступил в свои юные годы и которая прямиком вела к Тайберну [8] , неожиданно повернула в другую сторону, и в конце жизни он пользовался уважением таких людей, как Сэмюэл Джонсон, — тот часто посещал Псалманасара на склоне лет. Этот человек родился, жил и умер, так и оставшись совершенной загадкой.
8
Место казни в Лондоне. — Примеч. ред.
ДВА ЕВРОПЕЙЦА
Два европейца, давшие название этой главе, — француз Дени Врэн-Люка и немец Фридрих Вагенфельд, люди необычайно способные, коим удавалось — по крайней мере, некоторое время — дурачить литературный мир.
К началу XIX века автографы приобрели особую ценность и стали предметами коллекционирования; дамы тех времен любили похвастаться ими, щеголяя своим знакомством со знаменитостями. Фирма Сотби стала устраивать аукционы, где автографы прославленных современников шли за баснословные деньги; автографы знаменитостей прошлого стали модны позднее. Среди страстных коллекционеров середины XIX века был известный геометр и астроном Мишель Шаль, возглавлявший кафедру геометрии Королевского Политехнического института в Париже. Шаль завоевал завидную репутацию знатока старинных рукописей и автографов, его заслуги были даже отмечены почетной медалью Королевского общества. В 1850 году Мишель Шаль стал членом Парижской Академии наук и тем самым вошел в элиту французского научного мира. Трудно понять, как такого знатока могли ввести в заблуждение подделки Дени Врэн-Люка. Он был, пожалуй, наиболее поразительным из всех литературных мистификаторов, причем изумляют не столько сами его творения, сколько их несметное число и то, что все эти бесчисленные подделки принимали за подлинники.
Дени Врэн-Люка родился в 1818 году в Шатодене, в семье крестьянина: благодаря отцу он получил все преимущества, которые дает образование. Свои познания Врэн-Люка углублял в общедоступной библиотеке, посвящая весь свой досуг чтению и занятиям. Вскоре он начал работать в адвокатской конторе, но в 1852 году покинул родной город и уехал в Париж в надежде найти место либо у какого-нибудь издателя, либо в Национальной библиотеке. Однако ему пришлось довольствоваться службой у некоего Летелье, владельца фирмы, имевшей дело с редкими рукописями. Врэн-Люка с жаром взялся за работу, даже свободное время проводил в местных музеях и библиотеках, изучая старинные рукописи и документы. У его патрона было весьма доходное побочное занятие: для тех, кто, обуреваемый тщеславием, жаждал титулов и почестей, Летелье составлял родословные — разумеется, за большие деньги. Врэн-Люка быстро сделался докой в подобных подделках, особенно хорошо ему удавалось старинное письмо, кроме того он научился в совершенстве подделывать любые подписи. Так, для маркиза Дюпра он подделал документы, подтверждавшие его родство с кардиналом Дю Пра, жившим в XIV столетии; документы эти изучили и признали подлинными виднейшие французские специалисты.
После смерти Летелье Врэн-Люка получил по завещанию скромную коллекцию автографов; новый владелец решил распродать ее, предварительно сняв с каждого документа копию. Но, подумав, он стал продавать эти копии как подлинники; копии хорошо расходились, а подлинные ценности остались в его руках. Удавшийся обман, а также опыт, приобретенный им за годы работы у Летелье, открывали для Врэн-Люка новые возможности пустить в ход свое исключительное дарование, и в 1861 году он решает завязать знакомство с Мишелем Шалем.
В Академии наук Мишель Шаль оказался в довольно затруднительном положении. Его предшественник, граф Либри, спешно покидая свой пост, прихватил с собой изрядное количество старинных книг и рукописей, к несчастью, являвшихся собственностью Академии. Шаль счел своей обязанностью и делом чести начать все сначала и собрать коллекцию старинных редкостей возможно более обширную — так что Врэн-Люка появился на сцене очень кстати. Он заявил, что знает одного старика — обладателя сказочно богатой коллекции автографов, писем и рукописей, некогда принадлежавших графу де Буажурдену, который в 1790 году эмигрировал в Америку, но в пути потерпел кораблекрушение. Старик нуждается, поэтому время от времени ему приходится кое-что продавать из бумаг, и Врэн-Люка взялся быть посредником при продаже. Шаль принял вполне понятные меры предосторожности, выяснив, например, существовал ли вообще граф де Буажурден: оказалось, существовал. Врэн-Люка решил сыграть на тщеславии Шаля: он заявил, что сам не уверен в подлинности документов, но полагается на суждение Шаля, ведь он крупнейший авторитет во всей Франции! Немного позднее он позволил себе зайти еще дальше: сообщил Шалю об отказе старика продавать документы, зная наперед, что Шаль нипочем не отступится.
Врэн-Люка быстро добился
В 1867 году Шаль сделал доклад в Академии, посвященный ее основанию, и прочитал два письма: одно от поэта Рутру к Ришелье и другое — ответ Ришелье. Письма, подтверждающие теории Шаля относительно создания Академии, произвели сенсацию, слушатели встретили их с восторгом; оба письма были, конечно, подделаны. Расчет Врэн-Люка был точен: история основания Академии много лет была предметом догадок и споров, а письма разрешали их со всей очевидностью. Врэн-Люка всегда предлагал свои подделки обдуманно: он дотошно изучал психологию того, кому собирался их сбывать, и выведывая его интересы и пристрастия.
Врэн-Люка встречался с Шалем регулярно раз в неделю, и последний, как правило, доверительно рассказывал ему обо всех критических замечаниях, высказанных о его «находках». Обычно через неделю Врэн-Люка приносил письмо или письма, подтверждающие подлинность прежних подделок. Несмотря на это, Врэн-Люка у многих вызывал подозрения, что ставило Шаля в положение весьма щекотливое. Ему приходилось продолжать поддерживать Врэн-Люка, дабы самому не прослыть невеждой среди тех, у кого он пользовался авторитетом. Мишель Шаль умолял Врэн-Люка отыскать что-нибудь сенсационное, чтобы заставить критиков умолкнуть раз и навсегда. И вот в том же году Шаль прочитал в Академии два письма, «доказывавшие», что закон всемирного тяготения был открыт не Ньютоном в 1687 году, а в 1652 году Паскалем. Эта новость вызвала бурные отклики по обе стороны Ла-Манша; многие утверждали, что письма фальшивые, однако не меньшее число людей верило в их подлинность. Академию наводнили письма от знаменитостей со всего света, подтверждающие аргументы в пользу Паскаля; и любую критику в адрес Врэн-Люка незамедлительно отражали письма, подтверждающие его правоту. Примером может служить подделанное им письмо Галилея к Паскалю, датированное 1641 годом; в нем Галилей упоминает, между прочим, что плохо видит и что зрение его становится все хуже и хуже. Затем появились письма Галилея от 1643 года, и эти новые находки вызвали самые резкие возражения. Во-первых, отмечали, что Галилей всегда писал письма по-латыни либо по-итальянски, а не по-французски, как в этих находках; во-вторых, указывали, что Галилей был слеп уже в 1637 году. Врэн-Люка принялся спешно защищать свои позиции, заявив, что в то время Галилей еще не был слепым, а страдал от переутомления глаз и временной потери зрения. Он придумал объяснение и тому, что письма были написаны по-французски. Любой ученый муж, — возражал он своим критикам, — знал по меньшей мере два языка, и письма, как правило, писал на родном языке адресата. Далее, сомнение вызвали письма, якобы написанные в 1652 году Паскалем Роберту Бойлю. Оказалось, что почерк Паскаля в исполнении Врэн-Люка отличался от известных образцов; и вновь было найдено самое простое объяснение: Врэн-Люка утверждал, что с годами почерк сильно меняется и что именно такие изменения как раз и обнаруживает почерк Паскаля.
В 1869 году некий Вернер обвинил Врэн-Люка в том, что он пиратски извлекает фрагменты из сочинений различных авторов и затем помещает их в свои «письма», — при этом упоминались труды Вольтера, Фомы Аквинского и Декарта. Тогда было решено послать во Флоренцию подпись Галилея для сличения с оригиналом. Подпись оказалась совершенно отличной от оригинала.
К тому времени Врэн-Люка подделал почти тридцать тысяч писем, автографов и всего того, что, по его мнению, могло принести прибыль, но финал его карьеры был, без сомнения, близок, и в середине 1869 года его «находками» занялась группа экспертов. Врэн-Люка всегда с особой осторожностью и тщательностью выбирал чернила, в приготовлении которых достиг совершенства. Его чернила давали точно такие же химические реакции, как и чернила редких старинных рукописей. Это значительно усложнило задачу экспертов, но в сентябре того же года Мишель Шаль вынужден был признать справедливыми обвинения в мошенничестве, выдвинутые комиссией против Врэн-Люка. Самым убедительным свидетельством против него самого и псевдоспециалистов, подтверждавших подлинность его находок, было то, что все его подделки были написаны великолепным современным французским языком на прекрасной новой бумаге. Поскольку в Европе бумага появилась только в XIV веке, специалистам следовало бы усомниться в подлинности представленных Врэн-Люка писем от таких персонажей, как Клеопатра и Мария Магдалина, которым было, вероятно, куда как трудно не только изъясняться по-французски, но и вдобавок писать на том материале, который еще не был изобретен! Шаль отказывался, однако, верить, что Врэн-Люка был единственным автором всех подделок, и утверждал, что одному человеку не под силу создать такое невероятное множество документов. Графологи тем не менее вскоре убедили его, что все бумаги написаны одной и той же рукой. Врэн-Люка был арестован, предстал перед судом и сразу во всем признался; однако большую часть вины он переложил на Мишеля Шаля. Врэн-Люка заявил, что Шалю следовало бы серьезней отнестись к делу, за которое он взялся — не мог же признанный специалист не заметить, что бумаги поддельные. Он просил суд о снисхождении — и не без успеха. Штраф в 25 фунтов и два года тюремного заключения — так было наказано мошенничество, принесшее ему четверть миллиона франков, или 6000 фунтов, сумму весьма внушительную.
Дальнейшая судьба Мишеля Шаля довольно плачевна: слава его померкла, хотя друзья, помня его прошлые заслуги, остались ему верны. Однако того положения и признания, которыми он пользовался до знакомства с Врэн-Люка, ему достичь уже было не суждено.
Если прикинуть, сколько документов подделал Врэн-Люка, окажется, что за восемь лет, на протяжении которых он изготовлял свой товар, Врэн-Люка каждый божий день должен был подделывать не менее восьми рукописей. Для одного человека это неправдоподобно много: Врэн-Люка подделывал письма Паскаля, Шекспира, Рабле, римских императоров, апостолов, Платона, Плиния, Сенеки, Помпея, Лазаря, Марии Магдалины, Клеопатры, Беды Достопочтенного и, как мы уже знаем, Галилео Галилея.