Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда
Шрифт:
Правда ли то, что Дягилев лишь «в шутку» говорил о своих планах жениться на графине Софье Паниной, опять-таки неизвестно. В принципе Панина была для него вполне подходящей кандидатурой. Во многом похожая на его любимую тетку Анну, очень богатая, в политике придерживающаяся крайне левых взглядов и чрезвычайно активная (оказывала помощь политическим подпольщикам), она была дружна с Львом Толстым, состояла членом центрального комитета партии кадетов Керенского и в дальнейшем сыграла важную роль в подготовке Февральской революции 1917 года. Когда к власти пришли большевики, она эмигрировала из России24. Таких женщин, как она, активных, идейных, самостоятельных, Дягилев высоко ценил. Такими были и лучшие его подруги поздних лет: Мисиа Серт и Коко Шанель.
В этом контексте примечательно посещение Дягилевым Оскара Уайльда в мае 1898 года. Дягилев задумал купить работы недавно скончавшегося графика Обри Бёрдсли.
«Есть ли у тебя копия рисунка Обри, на котором он изобразил мадемуазель де Мопен? Тут один молодой русский, большой поклонник Обри, очень бы хотел его иметь. Он крупный коллекционер, к тому же богач. Ты мог бы прислать ему копию и назначить цену, а также поторговаться с ним насчет рисунков Обри. Его имя – Серж Дягилев, отель Сен-Жэм, рю Сен-Оноре, Париж»25.
Много лет спустя Дягилев описал Борису Кохно свою встречу с Уайльдом. Рассказ этот – несомненный апокриф, но он так хорош, что его жалко было бы опустить. Будто, когда они с Оскаром Уайльдом шли по Гран-бульвар, уличные проститутки взбирались на стулья, чтобы лучше видеть, как скандалист и негодник Уайльд шествует с каким-то молодым красавцем с седой прядью в темных волосах. Это было прямо-таки незабываемое зрелище – Дягилев под руку с Уайльдом гордо шествуют мимо изрыгающих оскорбления шлюх. [90]
90
Авторский пересказ на основе интервью Б. Кохно, взятого Р. Баклом. Приводится по: Buckle R. Diaghilev. L., 1979. P. 38.
VIII
«Я полон грандиозных планов!»
1897–1898
После открытия первой большой выставки в музее барона Штиглица Дягилев лихорадочно берется за дело. По поручению И. П. Балашова (коллекционера и заместителя председателя «Общества поощрения художеств») он начинает подготовку выставки работ современных скандинавских художников, главной достопримечательностью которой должны были стать работы таких сложившихся мастеров, как Андерс Цорн и Фриц Таулов. В Петербурге проявляли живой интерес к скандинавским художникам и писателям, в них видели представителей «северных народов», которые считались родственными русскому. Для подготовки этой выставки Дягилев летом 1897 года посещает Кристианию (нынешний Осло), Стокгольм и Хельсинки. Выставка открылась 11 октября, а 26-го Дягилев устраивает для Цорна в Москве роскошный банкет, на котором собирается вся элита российского художественного мира, вместе с представителями прессы – журналисты должны были на следующий день осветить происходившее в газетах. Эта выставка упрочила положение Дягилева в артистических кругах, но не принесла удовлетворения ему самому. Выставленные работы вряд ли можно было назвать прогрессивными, да и в финансовом отношении выставка не добилась успеха: Дягилеву пришлось из личных средств покрывать недостающую сумму в 285 рублей1.
Намного более успешной для Дягилева окажется следующая экспозиция, которую он начал готовить примерно в то же время, – она была задумана как грандиозный показ работ прогрессивных финских и русских художников. Финляндия входила в состав Российской империи, но занимала в ней особое место. У финнов была своя конституция и даже нечто вроде собственного парламента. Передовые русские с интересом относились к Финляндии, в надежде на то, что политические свободы, которые имели финны, когда-нибудь получат и русские. По сравнению с русскими финские художники имели репутацию более прогрессивных и менее скованных стереотипами. Кроме того, считалось, что финны в искусстве раскрывают свою национальную идентичность. Тем самым работы финских художников привлекали внимание русских, также рассматривающих искусство как средство становления национального самосознания. Таким образом, знакомство с финским искусством было попыткой проследить черты сходства и различия между финнами и русскими и яснее почувствовать собственный национальный дух.
Дягилев тонко уловил моду на все финское. Конечно, важнейшей задачей выставки был показ нового искусства молодых русских художников (у которых пока еще не было на родине своей художественной арены), однако, комбинируя подобный показ с обзором прогрессивной финской культуры, он вписывал выставку в идеологические рамки, которые делали ее легитимной с официальной точки зрения. Монополия в русском искусстве принадлежала передвижникам,
Выставка была также задумана как первая презентация нового объединения художников, пока еще не получившего собственного названия, – такое объединение Дягилев попытался создать весной 1897 года. Оно было призвано разрушить монополию выставочных обществ, прежде всего объединения передвижников. Он обратился фактически ко всем талантливым молодым художникам, особенно к тем, кто группировался вокруг художественных коммун Абрамцево и Талашкино, центров нового национального искусства России.
Но Дягилев был не единственным, кто хотел основать новое объединение художников. Альберт Бенуа, старший брат Александра, задумал общество русских акварелистов. Дягилев отреагировал на это с яростью – с такой же непримиримостью и агрессией он всегда будет реагировать на любую попытку конкуренции, даже если это не будет угрожать его собственным планам, как было в случае с обществом Альберта Бенуа. Реакция Дягилева на планы Альберта обостряет его отношения с Шурой. Последний чувствовал себя в какой-то степени обязанным брату и пытался, хоть и безуспешно, утихомирить Дягилева. «Альбер человек ненадежный, – писал Сергей Шуре, – сегодня берется, завтра отказывается»2. И потом через полгода:
«Из Альберовского общества ничего путного не выйдет, так как члены-учредители его суть – Бегров, Степанов, Игнациус, Анкер и пр. мерзость, а потому я учреждаю свое новое передовое общество. Первый год, по постановлению бывшего у меня собрания молодых художников, выставка будет устроена от моего личного имени, причем не только каждый художник, но и каждая картина будет отобрана мною. Затем будет образовано общество, которое будет работать дальше. Выставка предполагается у Штиглица от 15 января до 15 февраля 1898 г. Ты, конечно, понимаешь, кто входит в состав общества: петербургская молодежь, москвичи, которые страшно ухватились за мою мысль, финляндцы (они ведь тоже русские), а затем кое-кто из русских парижан – Алекс Бенуа, Якунчикова, Федор Боткин. Итак, надеюсь, что ты примкнешь к нам, а не к Альберовскому болоту. То, что я пишу, не есть лишь проект – это дело решенное. Ответь моментально, как ты к этому относишься […]»3.
Для Дягилева это действительно было решенное дело, поэтому, не дожидаясь ответа от Бенуа, он послал в качестве официального приглашения открытое письмо всем молодым художникам, которых хотел вовлечь в свои планы. В этом письме сквозит его стремление показать себя бесспорным лидером нового русского искусства:
«Русское искусство находится в настоящий момент в том переходном положении, в которое история ставит всякое зарождающееся направление, когда принципы старых поколений сталкиваются и борются с вновь развивающимися молодыми требованиями. Явление это, так часто повторяющееся в истории искусства, вынуждает каждый раз прибегать к сплоченному и дружному протесту молодых сил против рутинных требований и взглядов отживающих авторитетов. Явление это наблюдается повсюду и выражается в таких блестящих и сильных протестах, каковы – Мюнхенский Secession, [91] Парижский Champ de Mars, [92] Лондонский New Gallery [93] и проч. Везде талантливая молодежь сплотилась вместе и основала новое дело на новых основаниях с новыми программами и целями»4.
91
«Сецессион» – ежегодная выставка групп немецких художников, отошедших в своем творчестве от академического направления в живописи и создавших свое течение. Мюнхенский «Сецессион» впервые был организован в 1892 г. (Прим. пер.)
92
«Марсово поле» (фр.).
93
«Новая галерея» (англ.) – здесь: название европейских выставочных залов нового искусства. (Прим. пер.)
Дягилев призвал художников подавать работы для планируемой им выставки финских и русских художников в музее Штиглица и пообещал выставить отобранные работы затем в Москве, а потом еще на мюнхенской «Сецессион».
В этом же письме Дягилев предложил пока отказаться от общества с официальным уставом и выборным органом и временно предоставить ему решать организационные вопросы, поскольку «одному лицу легче, путем личного выбора и наблюдения дать новому делу известную окраску и общий тон»5.