Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
В моем отряде намечалась плановая задача, все документы, распоряжения были давным-давно подготовлены, однако меня призвали к «ноге». Начальство стояло возле карты и махало копией сделанного мной боевого распоряжения.
— А-а-а где районы поиска для твоих групп? Ты вообще читал, что писал? На карту хоть раз глянул? Подполковник, да ты туп от природы! Где районы, я спрашиваю?
— По всей видимости в Чечне, товарищ полковник, — ответил я недоумевая.
Полковник подтащил меня к карте, начал зачитывать иксы, игреки и помечать районы.
Зона ответственности у моего отряда — запад Чечни и Ингушетия, у полковника районы выходили то в Дагестане, то в Ставрополье. Пришлось со скромной улыбкой напомнить, что в топографии оси иксов
— А почему в этот район не запланировали?
— Потому, что это не наша зона ответственности, товарищ полковник, и эта сводка с Нового года здесь валяется, это ребята с РИАЦ прикололись…
— Какой прикол? — опешил полковник.
Однако вчитавшись в текст, он понял, что информация про группы албанского конного спецназа и банды хоббитов-вахабитов из батальона педальных танков джамаата атаманши Катьки Пушкаревой, не очень достоверная, приуныл. Офицеры-информаторы недавно заменились и наказать их за новогодний стёб не удастся.
Вот так я и оказался на задаче, полковник, кстати, тоже вылетел проконтролировать, заодно и отряд проверить. На аэродром он убыл на УАЗике, не удосужившись захватить меня. «Вылет завтра в семь утра!» — инструктировал он накануне, я кивал и после инструктажа просто позвонил на ЦДКП летчиков и выяснил, когда же точно вылет, дежурный летчиков ответил, что заявка наша еще на подписи, и может быть только после обеда что-то решится. После, отзвонившись в отряд и попросив комбата «снарядить» меня на задачу, с чистым сердцем и желанием выпить выдвинулся к себе в домик. Там меня ждали сослуживцы и три литра благородного лимонно-спиртового настоя «му-хрю».
Проходя мимо «особняка», где проживал гость из Москвы, краем уха услышал полковника, разговаривающего с кем-то по ЗАСу. Полковник требовал себе снаряжение, оружие и адъютанта на вылет. Ну ясно, звонит дальневосточникам, нашим собратьям-спецназовцам, кстати вот и машина их подъехала, из нее вылез прапорщик «Борода», неизменный командир ВМО дальневосточников и потащил объемную коробку к домику.
— Витя, стоять! — заорал я ему. «Борода» заулыбался и подошел ко мне.
Комбат дальневосточного отряда потом рассказывал, что высокий гость удивлялся, почему из «деликатесов» в отряде только килька в томате и рисовая каша в пластиковых пакетах.
Странно: вот и мой вертолет до Бамута, а полковника все нет. Хотя уехал на взлетку с самого утра, неужто улетел?
Как выяснилось: улетел, почему-то в Энгеной. Вот тамошний комбат спецназа Макс порадуется. Ну, улетел и ладно, ему виднее, полетел я к своим.
Хорошо здесь, на выносном пункте управления, весеннее солнышко уже прилично припекает, травка зеленеет, наши группы в радиусе пяти километров от нас бороздят свои районы. Мы с замкомбатом сидим на ковриках, курим, рядом суетится доблестный воин-контрактник, варит на спиртовых таблетках в медной турке натуральный кофе. Резервная группа растянулась по броне и добросовестно хрючит, однако бойцы готовы по первой команде сорваться и вступить или в бой или в дележ результатов. Идиллия нарушается только постоянно подбегающими с докладами радистами-разведчиками, то группы зашли в район особого внимания, то обнаружили старую дневку. Полковник из Москвы все-таки добрался из Энгеноя до отряда и теперь там канифолит всем мозги, командир отряда попытался потихоньку смыться под видом согласования с агентурщиками проведения этой операции, но не удалось. Достав всех в отряде, полковник по связи теперь достает меня и требует сногсшибательного результата. У меня сложилось впечатление, что где-то в управлении кадров на него уже составлен наградной, осталось «привязать» его к какому-нибудь
Наши рассуждения за жизнь опять прервал запыхавшийся радист.
— Товарищ подполковник, товарищ майор, там «Туча» передает: обнаружили базу, досматривают! Там много, много всего, всего э-э, «ништяки» там а-а-а-а-афигеть!
— Успокойся, бля, ухо разведки, — осаживает его суровый замкомбат, — докладывай по порядку.
Взволнованный радист приходит в себя, достает из разгрузки блокнот радиста и начинает зачитывать:
— Колбаса — 50 килограмм, майонез — 100 пакетов, лапша быстрого приготовления — 7 ящиков, сгущенное молоко — 5 ящиков, мясо сушеное — 30 кг, консервы рыбные…
Я прерываю его красноречивый спич и начинающееся слюноотделение:
— И это все, что еще?
Глаза связиста снова загораются:
— Да там еще комки натовские штук пятьдесят, ботинки, говорят, вроде «Гортекс» и-и-и.
Это конечно неплохо, но не этого ждут от меня сверху:
— И все? — уже разочарованно спрашиваю снова.
— А, да ерунда еще всякая, гранаты, автоматы, мины, пулеметы, да двух духов замочили…
ПАРЕНЬ С ЯМАЙКИ
Был в моём взводе один очень интересный экземпляр курсанта. Наименование сего изделия по всей документации было такое: Рыжков Геннадий Владимирович.
Учился парень прилежно, можно сказать был некруглым отличником. Военные и гражданские дисциплины давались ему легко. Гена был сыном одного из прославленных московских генералов, и до училища жил легко и беззаботно, вращался в московских молодёжных тусовках, где по мнению родителей его научили и приучили ко всяким нехорошим штукам. Чтобы избавить любимое чадо, родители Гены по достижению сыночком определенного возраста запихнули его в военное училище, где по их мнению из сына сделают что-нибудь достойное. И училище выбрали подальше от дома, короче наше. Гена однако абсолютно не зачах в училище, быстро ко всему привык, и достойно влился в курсантскую среду. Однако кое-какие гражданские привычки в себе он так искоренить и не смог. Уж очень он любил покурить травку. По этому и получил среди нас прозвище «Ямаец». Данная пагубная привычка, однако, никак на умственных способностях курсанта Рыжкова не отображалась, да и прикольный он был, когда накурится. В середине второго курса Гена стал подходить к своей пагубной привычке с истинно научным подходом. На всяких «картошках» и других выездах в поля, собирал различный «cannabis», вёл гербарий, проводил различные опыты по варке «химки», завёл комплект специального оборудования для выколачивания «плана». Все, собственно, ручные косяки он хранил в специальном портсигаре, над каждым косячком имелась маленькая бирочка с надписью «Фантастика», «Глюки», «Ха-ха», «Палево», «По жрачке». Все косячки были изготовлены аккуратно и по внешнему виду могли не отличатся от обыкновенной сигареты или папиросы. Однажды перед зачётом по философии Гена изобрёл какую-то особенную смесь, и часа два общался с гражданским преподавателем. После общения с Рыжковым, преподаватель уверовал в всевышнего, начал заниматься йогой и чуть не ушёл в монастырь.
А ещё Геннадий перед зачётом по «Деталям машин», когда мы накрывали экзаменационный стол, ну там графин с соком, сигареты преподавателю, скатерть красная, умудрился подложить преподавателю свою «специально заряженную» пачку КЭМЕЛА.
И вот, значится, захожу я в первой пятерке на сдачу экзамена. Беру билет, зачитываю вопросы, иду готовиться. Располагаюсь за партой, ставлю какое-то пособие перед собой, вытаскиваю шпоры, готовлюсь. Преподаватель, скучая, достаёт из пачки сигарету.
По классу поплыл знакомый запах «КЭМЕЛОВСКОГО» табака с примесью ещё чего-то такого. Удивлённо кручу головой, вижу довольную рожу Рыжкова. Преподаватель вёл себя вполне адекватно, сразу после первой сигареты выкурил еще одну, довольно потянулся и спросил, кто хочет ответить без подготовки? Желающих не нашлось.