Сэру Филиппу, с любовью
Шрифт:
— Разрешите посмотреть. — Рука Филиппа потянулась к ее вискам, но Элоиза отстранилась. — Стойте смирно, — приказал он и дотронулся до ее висков. Прикосновение было интимным — при других обстоятельствах Филипп себе такого не позволил бы. Но сейчас он чувствовал, что, не будь Элоиза вся в муке, он едва ли удержался бы, чтобы не поцеловать ее.
Элоиза попыталась освободиться.
— Ей-богу же, сэр, со мной все в порядке! Мука весила больше, чем ведро!
Филипп поднял ведро и подержал в руке, прикидывая его вес. В принципе довольно легкое, серьезных увечий не нанесет… Но все равно мало кому
— Уверяю вас, сэр Филипп, жизни моей ничто не грозит!
Филипп откашлялся.
— Я полагаю, вы желаете принять ванну? — осведомился он.
— Я желаю, чтобы вы повесили этих маленьких мерзавцев! — прошипела она себе под нос, впрочем, так тихо, что Филиппу это, скорее всего, просто послышалось. Как бы то ни было, но этот прискорбный инцидент, похоже, не повлиял на общительность Элоизы.
— Я распоряжусь, чтобы вам ее приготовили, — проговорил он.
— Ванну? Не беспокойтесь — перед тем как выйти, я приняла ванну и вода еще не остыла. Ничего страшного, если я искупаюсь в ней еще раз.
Филипп поморщился. Да, дети вмешались как никогда “вовремя”.
“Господи, чем я прогневал тебя?! Когда же, наконец, ты мне даруешь покой?!”
— И все-таки, — добавил он, — я велю слугам, чтобы вам подлили горячей воды.
Повисла долгая, напряженная пауза.
— Пойду распоряжусь, — проговорил, наконец, он.
— Да, прошу вас, — отозвалась она.
Филипп направился было в холл, чтобы разыскать горничную, но, завернув за угол, обнаружил, что за сценой уже с интересом наблюдали с полдюжины слуг. Должно быть, они даже заключили друг с другом пари, что сделает Филипп с близнецами, когда обнаружит их.
Филипп не мешкая переключил их внимание на заботу о ванне для мисс Бриджертон. Слуги разбрелись, а Филипп вернулся к Элоизе. Он взял ее за руку, не боясь испачкаться — он уже был весь в муке.
— Простите меня ради Бога, — проговорил он, хотя на самом деле едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Приступ бешенства, овладевший Филиппом в первый момент, когда он увидел Элоизу, уже прошел, и теперь его разбирал смех.
Элоиза удивленно посмотрела на него. Во взгляде ее явно читалось недоумение по поводу того, чем могла быть вызвана перемена в настроении Филиппа.
Филипп тут же попытался напустить на себя более серьезный вид.
— Может быть, вам стоит вернуться в вашу комнату? — осторожно предложил он.
— И куда мне прикажете сесть? — парировала она.
Филипп помолчал. В иронии Элоизы была логика: в какое бы кресло она сейчас ни села, оно оказалось бы очень сильно, если не безнадежно, перепачкано мукой.
— М-м-м, да, конечно… Ну что ж… — пробормотал Филипп, сам не зная, что он хочет этим сказать.
Он поглядел на дверь, к которой, судя по всему, и было прикреплено близнецами злополучное ведро. Несмотря на то, что Филипп, естественно, был возмущен очередным безобразным поступком детей, в глубине души он не мог не восхищаться их изобретательностью.
— Как им удалось это сделать? — задал он вопрос скорее себе, чем Элоизе.
Та недовольно поморщилась:
— А что, это имеет какое-то значение?
— Нет, нет, — поспешил уверить ее он, — поступок моих детей я одобрить не могу. Однако не могу и не воздать должного
— На верх двери, конечно же.
— Простите? — переспросил Филипп, не понимая, почему “конечно же”.
— Вы думаете, — фыркнула она, — я не знаю этой шутки? У меня все-таки, как я уже, кажется, упоминала, целая куча племянников! Шутка-то старая как мир — слегка приоткрываешь дверь, ставишь ведро на ее верх, твоя “жертва” открывает и…
— И вы что же, не видели и не слышали, как они это сделали?
Элоиза выразительно посмотрела на него.
— Ах да, простите… — смутился Филипп. — Я и забыл, что вы в тот момент, должно быть, принимали ванну.
— Вы хотите сказать, — взгляд Элоизы был убийственным, — что я сама виновата, раз не видела и не слышала?
— Разумеется, нет, — заторопился он так, словно она и впрямь собиралась его убить, и жизнь его зависела от скорости ответа. — Не смею вас задерживать — понимаю, что вам надо переодеться.
Элоиза молчала.
— Так я могу рассчитывать на вашу компанию за ужином? — напрямую задал Филипп вопрос, волновавший его сейчас больше всего.
Элоиза рассеянно кивнула — в данный момент ее, очевидно, заботило исключительно то, как ей очиститься от муки, постаравшись не очень перепачкать все вокруг. Тем не менее, Филипп был рад и этому едва заметному кивку — он вселял в него надежду, что Элоиза, по крайней мере, не собирается тотчас же покинуть его дом.
— Я велю кухарке позаботиться о том, чтобы ужин не остыл, — пообещал он. — А сам я займусь тем, чтобы дети получили по заслугам.
Филипп повернулся, чтобы идти, но тут в спину ему прозвучали слова Элоизы:
— Прошу вас предоставить это мне, сэр Филипп.
Он резко обернулся.
— Что именно вы собираетесь с ними сделать?
— Не беспокойтесь, — усмехнулась она, — бить не буду!
Филипп никогда не верил, что он, сэр Крейн, способен испугаться женщины, но взгляд Элоизы заставил его поежиться. В этом взгляде было что-то демоническое.
— Мисс Бриджертон! — Филипп попытался взять себя в руки, причем почти в буквальном смысле: он скрестил руки на груди. — Я полагаю, что как отец я имею право, точнее, обязан знать, что вы собираетесь сделать с моими детьми.
— У меня есть несколько вариантов, но я еще пока не знаю, на каком из них остановить свой выбор.
— Смею я хотя бы надеяться, — мрачно усмехнулся он, — что вы оставите их в живых?
— Уверяю вас, сэр, — в тон ему ответила Элоиза, — они останутся не только живы, но и без малейшей царапинки.
С минуту Филипп неподвижно смотрел на нее, но затем его губы медленно растянулись в удовлетворенной улыбке. Он был уверен, что детей следует наказать — хотя ни в коем случае не физически — и что мисс Бриджертон сумеет-таки изобрести именно тот вид мщения, который послужит близнецам уроком — то, чего долгие годы тщетно добивался Филипп. Разумеется, женщина, у которой хотя и нет своих детей, но имеется куча племянников, сумеет это сделать самым искусным способом. Филипп уже был почти рад, что его отпрыски устроили с мисс Бриджертон эту коварную шутку, которая, если даст Бог, обернется в конечном счете против них же самих. Как говорится, нет худа без добра.