Сэру Филиппу, с любовью

Куин Джулия

Один поцелуй, похоже, изменил все.

Подойдя к двери, Элоиза посмотрела наверх — не стоит ли там снова ведро? Вряд ли Оливер и Аманда захотят испробовать свой трюк во второй раз, но Бог их знает… Во всяком случае, получить еще один мучной душ в планы Элоизы не входило. Но как бы то ни было, после инцидента с рыбой можно было ожидать, что близнецы в долгу не останутся. Какую месть они готовят? Наверняка подложат ей что-нибудь скользкое и мерзкое…

Элоиза осторожно приоткрыла дверь — на нее ничего не посыпалось. Немного осмелев,

она вышла в коридор. День обещал быть солнечным; незадолго до этого Элоиза смотрела в окно — кое-где на небе виднелись тучи, но было похоже, что они должны развеяться.

— Черт побери!

Этот возглас вырвался у Элоизы в тот самый момент, когда нога ее задела за веревку, пересекавшую коридор. Споткнувшись на полном ходу, Элоиза с размаху полетела на пол, не успев даже вытянуть перед собой руки, чтобы защитить от удара лицо.

Элоиза упала все-таки не совсем лицом вниз — в последний момент она успела немного повернуть голову. Элоизу тут же пронзила жгучая боль, ей казалось, что лицо ее охвачено огнем.

С минуту Элоиза лежала не шевелясь, надеясь, что боль утихнет, как бывает обычно с ушибленным пальцем ноги — острая боль длится лишь первые несколько мгновений, а затем сменяется вполне терпимой.

Но боль не стихала. Ушиблено было не только лицо — еще и колено, и бедро. Элоиза чувствовала себя так, словно ее жестоко избили.

Медленно, с большим усилием она заставила себя подняться на четвереньки. Держась одной рукой за разбитую щеку, другой Элоиза нащупала стену.

— Элоиза!

Голос принадлежал Филиппу. Но Элоиза была не в силах не то что разогнуться — даже посмотреть вверх.

— Господи, Элоиза! — Филипп мчался к ней по лестнице, перемахивая через три ступеньки. — Что случилось?

— Я упала. — Элоизе не хотелось, чтобы голос ее звучал жалобно, но на иную интонацию она сейчас была не способна.

С нежностью, неожиданной для такого крупного мужчины, Филипп отнял ее руку от щеки.

— Вам нужно приложить кусок сырого мяса, — авторитетно заявил он.

Элоиза посмотрела на него сквозь застилавшую глаза влажную пелену. Не то чтобы она плакала, жалея себя, — слезы выступили на глазах от удара.

— У меня синяк? — спросила она.

— Пока еще нет — он, как правило, образуется позже. Но появиться он может, и пребольшой.

Элоиза попыталась улыбнуться, но у нее получилась лишь жалкая ухмылка.

— Очень больно? — сочувственно спросил Филипп.

Элоиза кивнула. От нежной заботы Филиппа ей еще сильнее захотелось расплакаться. Она вспомнила, как однажды в детстве умудрилась свалиться и подвернуть щиколотку. Тогда она не проронила ни слезинки, пока доковыляла домой. Но стоило ее матери пожалеть ее, как у Элоизы тут же слезы хлынули в три ручья.

Филипп осторожно дотронулся до поврежденной щеки. Это прикосновение заставило Элоизу поморщиться, и лицо Филиппа стало суровым.

— Ничего страшного, — уверила она его.

“И

в самом деле, — усмехнулась Элоиза про себя, — ничего страшного! Дня через три заживет”.

— Как это случилось? — спросил Филипп.

Картина произошедшего была весьма проста: Элоиза налетела на веревку, натянутую на ее пути. Чьих это рук дело, ей было абсолютно ясно.

Элоизе, однако, не хотелось рассказывать об этом Филиппу. Сейчас он в таком состоянии, что, узнав правду, накажет детей так жестоко, что Элоиза потом никогда не простит этого себе. Оставить без наказания близнецов, конечно, нельзя, но наказание не должно быть чрезмерным.

Однако Филипп уже заметил веревку, натянутую между ножками двух столиков, — очевидно, близнецы притащили ее сюда специально ради этого трюка.

Филипп опустился на колени, дотронулся до веревки, а затем задумчиво повертел эту веревку в руках. И обернулся к Элоизе. Во взгляде его не было вопроса — все было предельно ясно.

— Я не заметила ее, — попыталась оправдаться Элоиза, хотя это, пожалуй, тоже было излишним.

Филипп пристально смотрел на нее, словно не в силах был отвести взгляд. Пальцы его по-прежнему машинально теребили веревку, пока та не лопнула.

У Элоизы перехватило дыхание. В том, что Филипп порвал веревку, даже не осознавая силы своих рук, было что-то страшное. Впрочем, может быть, силы его удвоила злость, как это иногда бывает.

— Сэр Филипп! — прошептала она, но сейчас он ничего не слышал.

— Оливер! — гаркнул он. — Аманда!

— Я уверена, что они не хотели причинить мне серьезных травм. — Элоиза, сама не зная почему, вдруг стала защищать близнецов.

— Меня не волнует, чего они там хотели! — Филипп был мрачнее тучи. — Посмотрите сами: вы приземлились совсем недалеко от лестницы! Еще пара шагов — и вы бы упали лицом на ступеньки!

Элоиза огляделась вокруг. Лестница действительно была близко, но все же не настолько, чтобы она смогла бы оказаться там.

— Они за это ответят! — Голос Филиппа был спокоен, но это спокойствие было пострашнее любого крика.

— Со мной все в порядке! — пыталась заверить его Элоиза. Острая боль действительно уже прошла, но сказать, что с ней все в порядке, было со стороны Элоизы все-таки некоторым преувеличением. Она еще раз убедилась в этом, когда Филипп стал ее приподнимать. Элоиза невольно вскрикнула.

Это разозлило Филиппа еще больше.

— Я отнесу вас в постель, — заявил он. Возражать Элоиза не стала.

На лестнице появилась служанка, очевидно, прибежавшая на шум. Увидев разбитое лицо Элоизы, женщина охнула.

— Принесите кусок сырого мяса или что-нибудь еще, что можно приложить к синяку! — скомандовал Филипп.

Служанка кивнула и кинулась исполнять приказание. Филипп на руках отнес Элоизу в ее комнату.

— Вы повредили еще что-нибудь, кроме лица? — спросил он, укладывая ее на кровать поверх покрывала.