Сэру Филиппу, с любовью
Шрифт:
Филипп на минуту задумался.
— Что ж, хорошо, когда твои родители могут служить для тебя примером! — вздохнул он затем.
— А разве про своих родителей ты этого не можешь сказать? — удивилась Элоиза.
— Увы, нет, — покачал головой Филипп.
Элоиза ждала, что Филипп добавит к сказанному еще что-нибудь. Но он молчал. Решившись, она спросила:
— Кого ты имеешь в виду — твою маму или отца?
Филипп пристально посмотрел на нее, но Элоизе трудно было что-либо прочитать в темной глубине его глаз.
— Моя
— Понятно, — кивнула Элоиза.
— Не уверен, — пожал Филипп плечами, — что тебе это действительно понятно. Но спасибо за то, что ты хотя бы пытаешься понять.
С минуту оба шли молча, немного замедлив шаг. Наконец, когда дорога, сделав крюк, повернула к заднему крыльцу дома, Элоиза задала вопрос, который все никак не решалась задать:
— Почему ты вчера потащил меня в кабинет Софи?
От неожиданности Филипп чуть было не споткнулся.
— По-моему, ответ и так ясен! — пробормотал он, краснея. Элоиза почувствовала, что тоже краснеет.
— Да, — проговорила она, — но мне кажется, ты не мог заранее знать, что я не буду вырываться.
— Знать заранее, разумеется, не мог, — робко улыбнулся он, — но надеялся.
— Я не об этом, — сказала она.
— Честно говоря, — начал Филипп таким тоном, словно разговор заставил его растеряться, — я и сам не ожидал, что все зайдет так далеко. Но о случившемся, конечно, не жалею.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Разве?
— Не ответил. — Элоиза понимала, что такая настойчивость выходит за рамки приличия, но, задав вопрос, не могла успокоиться, пока не получит ответа. — Почему ты потащил меня в дом?
Филипп посмотрел на нее так, словно сомневался в ее вменяемости. Он оглянулся назад — не слышит ли его Энтони, — но тот был далеко.
— Понимаешь, — заговорил он, — сначала я собирался тебя просто поцеловать. Ты приставала ко мне со всякими глупыми вопросами, вот я и решил, грубо говоря, заткнуть тебе рот. — Филипп пожал плечами. — Но ведь, как мне кажется, эксперимент удался — теперь уже ни ты, ни я не сомневаемся, что мы друг другу подходим.
Элоиза хотела было возмутиться, услышав его замечание насчет дурацких вопросов, но в последний момент все-таки сдержалась.
— Я все же считаю, что одного только влечения, пусть и несомненного, для брака недостаточно.
— Для начала достаточно, — пробормотал он. — Может быть, сменим тему?
— Подожди. Я хочу сказать…
Филипп в отчаянии закатил глаза:
— Да ты все время хочешь что-то сказать!
— Не ты ли как-то заметил, что это делает меня очаровательной? — обиделась она.
Филипп закусил губу, стараясь сохранить терпение.
— Элоиза, — произнес он, — я считаю, что мы уже пришли к выводу, что подходим друг другу. Я убежден, что наш брак будет удачным и счастливым. Ради всего святого, какие еще здесь могут быть проблемы?
— Но ты не испытываешь ко мне любви, — тихо проговорила она.
Эти слова
— Почему ты так говоришь?
— Потому что для меня это важно, — словно удивляясь его непонятливости, вздохнула она.
Филипп молчал, по-прежнему не отрывая от нее глаз.
— А тебе не приходило в голову, — спросил он после долгой паузы, — что не каждое чувство обязательно должно быть высказано словами?
— Разумеется, приходило, — снова глубоко вздохнула Элоиза, с грустью подумав о том, как часто мешает ей ее излишняя разговорчивость. Почувствовав, что голос ее дрожит, она отвернулась. — Приходило, — повторила она. — Но мне так трудно порой бывает сдерживать себя.
Филипп задумчиво покачал головой. Элоизу не удивляло, что он не знал, как ей ответить — порой Элоиза была загадкой и для себя самой. Вот как сейчас. Она сама не могла бы объяснить, зачем задала этот вопрос. Нужно ли быть такой прямолинейной? Учила же ее в детстве мать, что порою ответа на вопрос легче добиться обходными путями, чем задавать его прямо в лоб! Но видно, все было бесполезно…
Напрямую заговорив с сэром Филиппом о любви и натолкнувшись на его молчание, Элоиза была готова истолковать его как “нет”. Умом она отлично понимала, что вряд ли Филипп упадет перед ней на колени и станет клясться, что умрет без нее — но сердце ее упорно не хотело мириться с этим. Элоиза и сама не знала, почему ждала от Филиппа таких клятв — притом, что сама она не испытывала к нему безумной страсти.
Элоизе казалось, что та симпатия, которую она чувствует к этому человеку, со временем может перерасти в крепкую любовь. И если бы Филипп сказал сейчас то же о своих чувствах, Элоиза, пожалуй, была бы этим для начала вполне удовлетворена.
— Ты любил Марину?
Вопрос этот сорвался с губ Элоизы прежде, чем она успела подумать, стоит ли его задавать. Элоиза нахмурилась. Снова она задает слишком личный вопрос!
Если бы сейчас Филипп, издав отчаянный рев и обхватив голову руками, убежал бы от нее на край света, Элоиза не удивилась бы. Но Филипп лишь молча продолжал стоять рядом с ней.
Молчание показалось им вечностью. Оба пристально смотрели друг на друга, не обращая внимания на Энтони, который ярдах в тридцати от них демонстративно рассматривал какое-то дерево, делая вид, что оно очень заинтересовало его.
Наконец, Филипп едва слышно прошептал:
— Нет, не любил.
Ответ этот не обрадовал Элоизу, но и не огорчил — он вообще не вызвал у нее никаких эмоций. Если не считать облегчения, оттого что она все же получила ответ на свой вопрос. Больше всего Элоиза не любила чего-то не знать. Ей хотелось знать все обо всем, хотя она и понимала, что это невозможно.
И, получив ответ на свой вопрос, Элоиза уже не могла сдержаться, чтобы не задать новый:
— Почему же ты тогда женился на ней?