Серв-батальон
Шрифт:
Жизнь не уничтожить.
Она сильнее ненависти, в ней нет иного стремления кроме инстинкта продолжения рода, растения не таят обиды, они вновь потянуться к свету, очистят воздух, дадут пищу и кров немногим уцелевшим животным.
А те, кто возомнил себя сильнее природы, решил, что подобен Богу в техногенном могуществе, несущем разрушение, пусть взглянет на играющих котят, юные побеги и ужаснется, – каким целям служит созданная им мощь, и нужно ли уничтожать пространство планет, чтобы потом потрясенно опуститься на колени перед пробившимся через пласты пела нежным,
…Четыре серв-машины невольно остановились.
Казалось, они бесстрастно взирают на играющих среди руин котят, но на самом деле в искусственных нейросетях билась одна и та же мысль: еще не все потеряно… не все…
– Продолжаем движение.
– Может, заберем их?
– Извини, но как? Будешь ловить техническими манипуляторами? Или откроешь рубку, приглашая внутрь? Они испугаются и убегут.
– Ладно, проехали. Жалко их.
– Выживут. Вон, играть-то играют, а нас увидят – мигом в подвал.
Так и случилось.
Серв-машины прошли через усеянную обломками зданий площадь, а из окошка ближайшего подвального помещения за ними наблюдали две удивленные, но не сильно испуганные мордочки.
– Куда теперь?
– Вход в бункерную зону через километр.
– Жарковато будет на подступах. Там машины Флота Колоний.
– Другого шанса у нас все равно нет. Будет прорываться.
Фарагней пришел в себя от оглушающей тишины.
Сначала в рассудке промелькнула паническая мысль о ранении или контузии, но нет, похоже, он отделался ушибами в тех местах, где по броне скафандра хлестнули двадцатимиллиметровые снаряды.
Живой…
Надолго ли?.. – Тут же пришло сомнение. Пережитого за четверть часа – от начала боя до наступления беспамятства – хватит на всю оставшуюся жизнь.
Он по-прежнему не хотел умирать, цеплялся за болезненные ощущения жизни, но наступившее вокруг затишье оказалось еще более жестоким испытанием для психики, чем неистовая схватка машин.
Когда клокочет бой, нет времени на осмысление происходящего, рассудок тонет в стрессовых ощущениях, но стоит ему утихнуть, как возвращаются мысли, начинается невольный поиск выхода из ситуации…
Его нет.
Говард с трудом поднялся на ноги. Сервоприводы боевого скафандра работали натужно, подсистема диагностики повреждений транслировала на проекционное забрало шлема кинематические схемы, предлагая способы устранения неполадок, но Фарагней не обратил внимания на данные, ему не хотелось вникать в них, какой смысл возиться сейчас с поврежденными приводами усилителей мускулатуры, когда у него остался один путь: обратно к шлюзу, затем вниз, в недра бункерной зоны к одинокой, тоскливой, бессмысленной старости, к запоздалым мукам совести, к пытке добровольного пожизненного заключения…
Я проклят…
С трудом выпрямившись, он побрел меж руин, без цели, без смысла, окончательно сломленный, не понимая, зачем жить дальше, но бессознательно цепляясь за ощущения жизни…
Вход в бункерную зону сектора лабораторий «Гамма» располагался неподалеку.
Говард машинально переставлял
Возможно он, не признаваясь себе, подсознательно надеялся, что шальная, пришедшая издалека очередь ударит в спину, мгновенно оборвав его муки?
Фарагней был жалок в эти минуты, он опять не сопротивлялся судьбе, избрав путь наименьшего сопротивления.
У неприметного входа на первый подземный уровень среди руин зданий чадно горели остовы штурмовых сервомеханизмов Флота Колоний.
Четыре серв-машины Альянса, очевидно принявшие бой с несколькими десантными подразделениями противника возвышались над руинами небольшого населенного пункта, словно мифические демоны: два «Фалангера» и два «Хоплита» сумели удержать рубеж обороны, не дав штурмовым ботам прорваться в недра бункерной зоны.
Фарагней, погруженный в свои мысли, все же обратил внимание на серв-машины.
Сердце Говарда вдруг глухо и неровно ударило в груди. Он невольно остановился, пытаясь понять, почему облик кибернетических механизмов вызвал у него столь отчетливую реакцию сопереживания?
Найти ответ оказалось непросто, но и отделаться от внезапного, острого ощущения направленного на него изучающего взгляда так же не удавалось.
Необычные машины… – Фарагней впервые видел на Юноне сервомеханизмы не раз и не два побывавшие в жестоких боях. Взгляд Говарда привык к заводскому глянцу, все машины, окружавшие его на протяжении многих лет, находились в резерве, сюда в отличие от Везувия, не доставляли поврежденную технику с полей сражений, но опытный взгляд конструктора нельзя обмануть – два «Фалангера» и «Хоплит» прошли через адское горнило многих боев. Об этом свидетельствовали не только многочисленные шрамы, покрывающие бронеплиты обшивки, но и навесные агрегаты различных годов выпуска, – Говарду ли не знать, что все машины несущие службу на Юноне, попали сюда прямо с конвейеров, а эти…
Он вздрогнул.
Вдалеке раскатисто, басовито ударили отзвуки возобновившейся битвы, но не они резанули по нервам, а голос, внезапно зазвучавший в коммуникаторе гермошлема.
Фарагней вдруг ощутил, как мир, разодранный множественными признаками разгорающейся с новой яростью схватки, поплыл пред глазами.
Сканеры утверждали, что голос синтезирован кибернетической системой одного из «Фалангеров», но его интонации принадлежали человеку!..
Иззябшую в одиночестве душу невозможно обмануть.
С ним пыталась заговорить не машина!
– Говард Фарагней, если не ошибаюсь?
Ни одна кибернетическая система не позволила бы себе подобной формулировки вопроса.
– Да… Я Говард Фарагней… – Он с трудом выговаривал слова, настолько силен оказался внезапный эмоциональный шок. – Кто говорит со мной?
– Долго объяснять. – Ответил голос в коммуникаторе. – Если интересует техническая сторона вопроса, могу сказать, что на машинах установлена система «Беатрис-4».
Фарагнея вдруг бросило в жар.