Сесиль Родс и его время
Шрифт:
Имел ли Родс полномочия на совершение такой сделки? Верительных грамот у него не было, но немцы их и не требовали. Среди группировок британского капитала, связанных с колониальной политикой, — условно их можно назвать южноафриканской, ближневосточной и китайской — влияние южноафриканской тогда заметно преобладало. [177] На стороне Родса был и лорд Ротшильд, король лондонского Сити, и Чемберлен, влиятельнейший из министров.
Но дело не только в южноафриканской группировке капитала. Как бы влиятельна она ни была, важнее то, что роль трансваальского
177
См. Бондаревский Г. Л.Английская политика и международные отношения в бассейне Персидского залива. М., 1968, с. 46.
Поэтому правящие круги Англии готовы были пойти на многое, чтобы предохранить этот источник золота от любых случайностей. Потому и подготовка захвата Трансвааля не была чем-то случайным. И эту свою решимость Англия в общем-то не очень скрывала. Она давала понять другим державам, чтобы они остереглись наступать ей на любимую мозоль.
Чтобы видеть все это, кайзеру и рейхсканцлеру не нужно было от Родса каких-то официальных полномочий.
Ну а Родс по возвращении в Лондон несколько раз встречался с премьером Солсбери и с лордом казначейства Бальфуром, человеком очень влиятельным в правительстве и парламенте.
Устные договоренности Родса были через несколько месяцев закреплены официальными соглашениями. Английское правительство отдало Германии в архипелаге Самоа два острова, столь желанных кайзеру. А германские власти заключили соглашения с компаниями Сесиля Родса о прокладке телеграфного кабеля и железной дороги Кейптаун — Каир через Германскую Восточную Африку.
Вопрос о Ближнем Востоке был, конечно, намного сложнее. По нему столь же конкретных соглашений заключено не было. Под влиянием группы Родса в английской печати начали появляться статьи о целесообразности англо-германского сотрудничества в Месопотамии. Но некоторые германские историки считают все же, что Родс больше подогревал надежды Вильгельма, чем помогал их осуществлению.
Для самого Родса главным результатом была, наверно, инструкция, которую дал германской печати рейхсканцлер Бюлов 20 сентября 1899 года, за три недели до англо-бурской войны. В инструкции рекомендовалось не восстанавливать Англию против Германии. «Наша пресса должна позаботиться, чтобы в трансваальском кризисе ее тон был спокойным и деловым».
У Родса были все основания сказать на внеочередном общем собрании пайщиков Привилегированной компании 2 мая 1899 года, что Вильгельм «встретил меня наилучшим образом и оказал мне, через посредство своих министров, всевозможную поддержку». В благодарность Родс назвал кайзера «значительным человеком».
Так Родс добивался германского нейтралитета на случай военной тревоги. Бюлов писал, что Родс появился в Берлине как «буревестник перед бурей».
Это был триумф
Почти полвека, с Крымской войны, Англия не вела боевых действий, в которых ей приходилось бы нести по-настоящему большие потери. Для двух-трех поколений британцев стало привычным, что на полях битв вдали от родины умирают лишь немногие. И мало кто думал, что сломает, изменит это война с какими-то бурами.
С объявлением войны, 11 октября 1899 года, Лондонская биржа устроила шумную манифестацию. Начали с того, что громогласно объявили несостоятельным должником президента Крюгера и повесили над входной дверью его чучело. Потом затянули национальный гимн и ура-патриотическую «Вот солдаты королевы». Затем решили, что одна из фирм ведет себя недостаточно патриотично, и, когда появился ее представитель, его со свистом и улюлюканьем окружили и принялись бить. Ну а дальше уже пошла всеобщая потасовка.
Джон Голсуорси был современником этих событий и передает их дух удивительно верно — с того самого момента, как навстречу Сомсу Форсайту на Трафалгар-сквер несется орава газетчиков.
— Экстренный выпуск! Ультиматум Крюгера! Война объявлена!
И начинаются пересуды на «семейной бирже» Форсайтов.
— Но каково, эта ужасная неблагодарность буров, после всего того, что для них сделано, посадить д-ра Джемсона в тюрьму — миссис Мак-Эндер говорила, он такой симпатичный. А сэра Альфреда Милнера послали для переговоров с ними — ну, это такой умница. И что им только нужно, понять нельзя!
— Мы сейчас только что говорили, что за ужас с этими бурами. И какой наглый старикашка этот Крюгер!
Одна только Джун, прямодушная нонконформистка, возражает:
— Наглый? А я считаю, что он совершенно прав. С какой стати мы вмешиваемся в их дела? Если он выставит всех этих уитлендеров, так им и надо! Они только наживаются там.
Но Джун сразу же получает отпор:
— Как? Вы, значит, бурофилка?
Джеймс, самый старый из Форсайтов, такой осторожный в делах, тут радуется со зловещей решительностью, что английское правительство не уклонилось от войны.
— Я боялся, что они отступятся, увильнут, как тогда Гладстон. На этот раз мы разделаемся с ними.
Сомс, сидя в ресторане, слышит, что какие-то люди, по виду литераторы или артисты, сочувствуют бурам и ругают английское правительство. И он, при всей своей сдержанности, бросает:
— Подозрительная у вас там публика.
У Форсайтов боевое настроение.
— Вперед, Форсайты! Бей, коли, стреляй!
В Оксфорде два молодых отпрыска этого респектабельного семейства устроили драку из-за того, что один другого обозвал бурофилом — ему показалось, что тот, другой, недостаточно бурно приветствовал тост «К черту буров!».
Затем оба, подзадориваемые друг другом и всеобщим пылом, записались добровольцами. В своих мечтах они мчались по просторам Трансвааля, палили без промаха, а буры рассыпались во все стороны, как кролики. Но вышло совсем по-другому. Один из них не дожил даже до первого боя, умер от дизентерии.
А что скажет о бурах дворецкий Форсайтов?
— Ну что же, сэр, у них, конечно, нет никаких шансов, но я слышал, что они отличные стрелки. У меня сын… Я думаю, что его теперь пошлют туда.