Сесиль Родс и его время
Шрифт:
Каким контрастом с этими доспехами, наследием рыцарских времен, был треск пулеметов — они уже в тот вечер стреляли по германскому цеппелину над Парижем.
«Судьба этого несчастного полка, — писал Игнатьев, — была, конечно, предрешена». Эту-то французскую гвардейскую конницу заставили атаковать немецкие позиции. И пулеметный огонь косил ее ничуть не милосерднее, чем ндебелов в 1893-м. Трагедия постигла и самые привилегированные кавалерийские полки русской гвардии. В августе 1914-го они пошли в атаку на германские пулеметы и орудийные батареи. Сколько аристократических семей России облеклось после этого в траур…
Европе понадобится собственный опыт, собственные трагедии. Только после этого изменят и тактику кавалерии, а самих конников переоденут
Биографы Родса любили повторять, что тогда, на исходе прошлого столетия, он будто бы не ждал войны, не верил, что она начнется. Льюис Мичел, автор двухтомной биографии Родса, писал, что, хотя еще за несколько месяцев до начала военных действий «подавляющее большинство колонистов считало войну неизбежной, остается совершенно непонятным, почему Родс продолжал высказывать противоположное мнение».
Но даже приводимые тем же Мичелом сведения говорят о том, что поведение Родса было вполне понятным. Вот хотя бы телеграмма Родса Альфреду Бейту в Лондон: «Помните, что Крюгер, если наше правительство останется твердым, в конце концов уступит. Надо только продолжать приготовления как можно более открыто. Ничто не заставит Крюгера стрелять». [166]
Одному из английских министров Родс говорил:
— До каких пор вы будете разрешать Крюгеру дурачить вас? Он ведь только блефует, и, будьте уверены, если вы примените военную силу, он сразу же сдастся.
166
Michell L. Op. cit., v. II, p. 246.
Как-то неприятно писать избитое слово «провокация», но оно очень уж тут напрашивается.
Может быть, Родс и впрямь думал, что кровавой бойни не будет? Что стоит припугнуть буров, и они сразу же сдадутся? Но ведь он же сам всячески привлекал внимание английского правительства к оборонительным приготовлениям Трансвааля, к тому, что Крюгер тайно ввозил из Германии крупповские пушки и маузеровские винтовки. Родс видел в подвозе Трансваалем каждой партии оружия новый предлог для антитрансваальской кампании и усиления английского военного контингента на Юге Африки. Ну а что же он, не подозревал, что крупповские пушки в руках бурских артиллеристов действительно начнут стрелять? И что на британские ультимативные домогательства Крюгер — как это и произошло 9 октября 1899 года — может предъявить свой ультиматум, требуя, чтобы Англия прекратила военные приготовления?
Как показала война, начавшаяся после ультиматума Крюгера, вся Великобритания — и правительство, и военные, да и просто публика — недооценивали буров, их желание и умение отстоять свою независимость. За некомпетентность и преступную безответственность властей и генералов расплачивался своей кровью, как всегда, народ.
Но на Родсе лежала особая вина. Уж он-то должен бы знать буров. И набег Джемсона, казалось бы, дал ему такой урок…
Ну а главное — он-то вообще был первым виновником этой воины. Ведь если бы даже в течение последних месяцев или последнего года перед войной Родс ничего не делал, все равно она была результатом его политики. Политики не нескольких месяцев, а многих лет. Политики, направленной на включение всей Южной Африки в Британскую империю.
Даже самое последнее крупное деяние Родса перед войной оказалось направленным именно на то, чтобы вернее подготовить ее.
Вот ведь загадка. С началом войны вся Европа бушевала, негодовала против Англии, но ни одно европейское правительство так ничего сколько-нибудь существенного и не сделало. Дальше проклятий в газетах дело не пошло.
И главное, Германия. Не прошло и четырех лет после телеграммы Вильгельма Крюгеру. Сколько шума она наделала. Кайзер тогда прямо дал понять, что готов был вмешаться, если бы буры сами не справились. А теперь?
Может быть, кайзером овладел прилив нежности к его бабушке, королеве Виктории? Да нет, избытком родственных чувств он не страдал.
Тогда, может быть, воинственный германский император в тот момент проникся идеями Гаагской конференции, первой в истории человечества международной конференции по разоружению? Она ведь состоялась только что, летом 1899-го.
Нет. Конференция заседала, речи произносились, а кайзер писал, разумеется не для печати: «В своей практике я буду и дальше полагаться только на бога и острый меч. И (нецензурное слово) мне на все решения». [167]
167
G.P., Bd. XV, № 4320.
Значит, кайзер, снова теребя усы и громыхая саблей, решил самолично вступиться за буров?
Нет, он приехал в общем-то по другим делам. Он и его правительство и не думали защищать Трансвааль.
Как же объяснить это?
…Одиннадцатого марта 1899 года, ровно за семь месяцев до начала англо-бурской войны, в Берлине состоялась встреча Родса с кайзером Вильгельмом и рейхсканцлером Бюловым. Аудиенция, а затем обед. Поводом к приглашению Родса в Берлин был вопрос о прокладке телеграфа и железной дороги от Кейптауна до Каира. Почти на всем своем протяжении они могли идти по британским владениям, но в одном месте цепь этих владений прерывалась Германской Восточной Африкой. Разрешение Вильгельма и хотел получить Родс.
Но это было лишь поводом к встрече. С кайзером Родс говорил о широких перспективах мировой политики, всячески старался отвратить его взгляд от Южной Африки, да и вообще от Африки. А для этого рисовал Вильгельму богатства и красоты Передней Азии, Ближнего Востока и тихоокеанских островов.
Историки очень по-разному пишут об этой встрече. Вот мнение Хальгартена, пожалуй, крупнейшего западногерманского специалиста по истории германского империализма до первой мировой войны.
«…Родс как политик был уже мертв. Его хищное лицо расплылось от шампанского и сода-виски; тем, кто принимал его в Берлине, он показался опустившимся крестьянином-колонистом или в лучшем случае слишком неряшливым эксцентричным англичанином, и ему не могли простить, что вопреки этикету он явился к кайзеру в простой визитке». [168]
168
Хальгартен Г.Империализм до 1914 года. М., 1961, с. 231.
А вот что писал в Москве академик Федор Аронович Ротштейн: Родсу оказали «блистательный прием… И кайзер и Бюлов приняли его чрезвычайно тепло, а первый пришел от него в восторг». Ротштейн сравнил отношение кайзера к Родсу с его же тогдашним отношением к русскому министру иностранных дел М. Н. Муравьеву. Через три месяца после визита Сесиля Родса, в июне 1899-го, Муравьев написал в Берлин, что «Россия примирится» с усилением влияния Германии в Малой Азии, если Германия со своей стороны «недвусмысленно признает исторические права России на Босфор». Возле слов «Россия примирится» кайзер написал: «…у меня этот номер не пройдет. Руки по швам и стоять смирно, господин Муравьев, когда вы говорите с германским императором!» [169]
169
Ротштейн Ф. А.Международные отношения в конце XIX века. М.-Л., 1960, с. 558, 565.