Сесиль Родс и его время
Шрифт:
Поражала неожиданность этого поступка. Барнато плыл из Южной Африки, где он делил с Родсом трон алмазного королевства. А на мировом золотом рынке Родс ему даже уступал.
С подробной его биографией можно было познакомиться даже в Петербурге, в Москве, в Сибири. Журнал «Русское богатство» рассказывал своим читателям:
«Каждое слово Барнея ловилось как мудрейшее изречение оракула… Ведь это был царь биржи, обладатель сотен миллионов, тот, кто одним движением бровей мог доставить состояние или же уничтожить его, словом „наш Барней“!..Нет сомнения, что в ближайшем будущем „наш Барней“
162
Дионео. Из Англии. — Русское богатство, 1897, № 8, отдел II, с. 61–62.
Б. Барнато, соперник и компаньон Родса
Тогда, в июне 1897-го, Барнато плыл в Лондон, на торжества по поводу шестидесятилетия правления королевы Виктории. Они обставлялись необычайно пышно, как триумф Англии, британского знамени, которое развевалось над четвертью всей земли. Делегации от всех частей необъятной империи собирались в Лондон, чтобы участвовать в празднествах, назначенных на 20 июня. Вместе с Барнато на роскошном океанском лайнере плыли из Кейптауна самые высокопоставленные лица.
Проплывали Мадейру. Через четыре дня — Англия. Барнато неторопливо побеседовал с Гордоном Сприггом, преемником Родса на посту премьер-министра Капской колонии. Поговорили, наверно, и о том потоке кимберлийских алмазов, который Барнато и Родс собирались выплеснуть к ногам своей королевы, — это был один из самых дорогих подарков даже на таком пышном празднестве. Потом Барнато справился у своего племянника, который час. Тот едва успел ответить: «На моих три часа тринадцать минут», как увидел, что его дяди уже нет на палубе. Барнато бросился в воду.
Конец Барнато не мог не потрясти Родса.
С его гибелью Родс потерял мощного союзника, крепкую опору. Друзьями они не были, нет. Родс мог, как и многие, посмеиваться над неотесанностью Барнато — тот не получил образования и за всю свою жизнь, должно быть, не прочитал и одной книги. Но после объединения их алмазных компаний тогда, в 1888-м, у Родса вряд ли могли быть претензии к Барнато. Бывший клоун не понимал честолюбивых замыслов Родса, недоумевал и даже, может быть, подтрунивал над ними, как Родс — над его еврейским акцентом, но не препятствовал своему компаньону пускаться в политические аферы и в общем подвергать какому-то риску престиж их совместного коммерческого дела. (Пусть потешится, если уж ему так хочется!)
И когда Родс оказался в беде — после набега Джемсона, Барнато ведь сделал для него все, что мог, хотя и не был в этом так уж прямо заинтересован.
Каково было Родсу терять такого
И не могло не напрашиваться сравнение. Они были однолетками, каждому по сорок четыре года.
Здоровье? У Барнато со времен его цирковых трюков осталась сноровка акробата. Да и потом он любил спорт, лишь за несколько лет до смерти перестал заниматься боксом. Его сердце, легкие — разве чета ему Родс!
И душевное состояние. У него, не в пример одинокому Родсу, была семья. Жена, дети. Тут, на корабле, отметил день рождения трехлетнего сына. Барнато показывал команде свой подарок сыну — маленький велосипед.
Да и родню свою он любил — тоже не как Родс. Часть своих дел собирался даже передать племяннику.
Иссякла энергия? Тоже нет. Куча планов была. И хотя строил себе роскошный особняк в Лондоне, возле Гайд-парка, отнюдь не собирался уходить на покой.
Что же тогда? Скрытые болезни? Ну да ведь один бог знает, какие в ком гнездятся болезни.
Видно было одно: в самые последние годы Барнато стал куда более возбудимым, нервным. Стал пить. Его могучему организму нужно было не меньше бутылки, чтобы заглушить сознание, подавить что-то, постоянно мучившее его. Жаловался на галлюцинации.
Каково было Родсу перебирать все это в своей памяти. Ведь его-то самого галлюцинации мучили давно.
Всему миру казалось, что богатство пришло к Родсу и к Барнато как к сказочному Аладдину. Но ведь у них не было волшебной лампы. Они выбились в жестокой конкуренции с тысячами, десятками тысяч других.
Подчиняли все свое естество одной цели.
Говорят, Наполеон сказал, что в жизни за все надо платить. Да и не ему первому, конечно, открылась эта истина.
Барнато заплатил.
А Родс не мог без ужаса видеть этот конец…
Но в отличие от Барнато Родс был жив. А человек не может жить только памятью о своих горестях да дурными предчувствиями. Человек живет надеждой. Тем более такой энергичный, как Родс.
И жизнь давала ему надежды. Изначальный инструмент влияния — деньги — это у него осталось. А разве этого мало?
В сущности почти весь 1896 год Родс провел в Родезии. Лишь в самом конце года, в канун рождества, прибыл в Капскую колонию, в Порт-Элизабет, а 27-го декабря в Кейптаун. Отцы города дали в его честь торжественный обед на пятьсот персон. Родс произнес речь.
— Если мне разрешат поделиться тут своими мыслями, то я хочу сказать, что постоянно преуспевающий человек не знает по-настоящему ни себя, ни своего духа, ни своего характера. Надо пройти период бедствий. Тогда вы поймете, кто ваши подлинные друзья.
Уже эти слова говорят, что Родс не был окончательно растерян. А дальше эта речь звучала намного увереннее. Он заверял собравшихся, что, каковы бы ни были его прошлые ошибки, он и дальше не отступится от своих целей, и прежде всего от «объединения» Южной Африки. 28 декабря Родс был уже в Кимберли, и там встреча была еще восторженнее.
Родс сразу окунулся в кипучую деятельность. Железнодорожное строительство — в 1897-м поезда начинают ходить от Кейптауна до Булавайо и даже еще дальше, до родезийского поселка Умтали. Печется о развитии сахарной промышленности в Натале и расширении производства фруктов на бурских фермах мыса Доброй Надежды.