Сестра (Похоть)

Тарасенко Евгений Андреевич

И это случилось вновь. Как, почему? Уже не важно.

На душе было гадко..

"Катя! Прости, ... я все-таки тебе изменил! Пусть с сестрой ..., нет не "пусть" наоборот это ещё хуже уж лучше бы с какой-нибудь незнакомкой." - мысли как пчёлы роились и путались в моей голове. Я ненавидел и презирал себя одновременно. Ирина молча села на кровати и подняла с пола плавки, натянула их, потом сняла со спинки стула платье.

Она вышла на балкон, я вышел следом. Ирина, опёршись локтями,

курила и смотрела вниз на проезжающие машины. Сумерки уже спустились и машины начинали включать фары, слепя глаза. Я сел на стоящий рядом детский стульчик. Я посмотрел на сестру, она была в легком синем платье и короткой кожаной куртке. Осень помаленьку начинила хозяйничать на улице, порывы ветра, налетавшего внезапно, развевали её волосы и трепетали платье, занося пожелтевшую листву на балкон. "Как же всё-таки она изменилась?! Интересно, я всегда думал, что сестра с возрастом пополнеет, а вышло наоборот - Ирина была до невозможности худой. Наверное, это из-за того, что она много курит?". Я тоже уставился на проносящиеся внизу машины:

– Как ты думаешь, что это было?
– спросил я, не поворачивая головы.

– Это было безумие. Ты же знаешь, Игорь, мы оба сумасшедшие.
– ответила она, также не отрывая взгляда. Мы долго молчали.

– Почему ты все-то не покрестился?
– Ирина повернулась ко мне.

– Не знаю, времени не было, - ответил я. Смотря на припарковавшуюся внизу машину, из неё вышёл молодой парень в белой рубашке, джинсах и кожаной куртке, и зашёл в соседний магазин. В машине осталась сидеть девушка, она достала губную помаду и начала подкрашивать губы.

– На этих же выходных покрестись. Разве ты не понимаешь, мы оба виноваты, на нас лежит тяжкий грех, наши души прокляты!
– с напором произнесла сестра, - я знаю, нам не будет прощения, но я хотя бы пытаюсь его заслужить, - уже тише сказала она.

Я взглянул на сестру, отрываясь от созерцания влюблённой парочки. Парень уже вышел из магазина с коробкой конфет и бутылкой вина. Сейчас они страстно целовались и, похоже, хотели заняться любовью прямо в машине. Мои губы коснулась улыбка. Я знал, что сестра уверовала в Бога, но оказывается, не догадывался насколько для неё это важно.

– Игорь, это не смешно. Я серьезно с тобой разговариваю.
– Ирина смотрела мне прямо в глаза.

– Хорошо, - сдался я, отводя взгляд. Машина уже уехала, видимо кто-то из них всё-таки смог оторваться от любовных ласк. "Они смогли остановиться", - пронеслось у меня в мозгу, - "они смогли, а мы нет. Хотя у них всё иначе - они не брат и сестра".

– Хорошо, - ещё раз произнёс я, скорее для себя, - на этих выходных я съезжу в церковь. Пойдём, а то простынешь.

Мы вернулись в квартиру. Закрыв дверь

балкона, я повернулся, Ирина остановилась посреди комнаты, застыв на месте она к чему-то прислушивалась, я тоже замер. Медленно, будто механическая кукла, она повернула голову ко мне, также медленно подняла руку и указала на закрытую дверь спальни. Я всё понял.

Ещё не открыв дверь, не дойдя до неё, я уже точно знал, что увижу когда открою её, картина представала перед моими глазами так ясно, как будто я видел её тысячи раз. Это было даже не "дежавю", а как многократно повторенный дубль в кино.

На цыпочках, стараясь не скрипеть половицами я подошёл к двери и взялся за ручку. Сестра тенью следовала за мной. Меня прошибает холодный пот. Могу ли я не открывать эту дверь? Ведь можно просто развернуться и уйти. Но я знаю, что не могу, ибо я открыл её много лет назад, когда впервые поцеловал сестру. Поэтому, дверь будто бы сама начинает приоткрываться, на середине пути она скрипит и они обращают на нас внимание.

Данила сверху, Наташа в порыве страсти устремлена к нему навстречу, её бедра приподняты, ногти впились ему в поясницу. "Боже, они прекрасны!" Про себя отмечаю Наташину грудь. Как пошло, но с другой стороны, после всего что у меня было с сестрой, разве уже не важно, что я думаю о племяннице.

Наши глаза встречаются, сын смотрит на меня, Наташа на мать. Они пытаются остановиться, но у них ничего не выходит, как это часто происходит в юности, им нужно мало времени и кульминация уже близка. Но я смотрю в глаза сына и замечаю кое-что ещё, он не только не может, но и не хочет. Я понимаю это также ясно, как если бы это был я сам, ведь он это я, только в ином обличие.

Наконец, они делают несколько последних судорожных движений и расцепляются. Данила падает на бок. Племянница пытается прикрыться простыней, но из-за того что она скомкана у неё это плохо получается. Я не знаю, что сказать, я просто молча стою и смотрю. Но в этот момент из оцепенения выходит Ирина:

– Наташа, что вы делаете?!

Я поворачиваюсь к сестре и вижу, что её бьет мелкая дрожь. Она не знает, что ей делать, убежать, накричать или подойти и ударить свою дочь.

– Мама, прости меня. Я люблю его!

Наташа начинает рыдать, оставив бесполезные попытки расправить простыню.

Я тоже пытаюсь принять участие в разговоре, понимая всю абсурдность своего вопроса, повторяю вслед за сестрой:

– Даня, что же вы делаете?

– Папа, мы правда любим друг друга.

– Но вы же брат и сестра!

Наташа переводит взгляд с матери на меня:

– Ну и что! Мы любим друг друга, и я беременна...