Сестра
Шрифт:
Все остальное время мы с Александрой вели себя так, словно ничего не было, хотя при внимательном рассмотрении наших отношений было видно, что они стали более близкими…
* * *
После этой свадьбы жизнь стала казаться счастливым сном, так как мы с Александрой стали ближе, и нас ничего не смущало. Хотя, по большому счету, сильно ничего не изменилось — я, как всегда, встречал ее вечером после работы, потом оставался у них на ужин, чтобы не стоять в пробках, и поздно ночью уезжал к себе домой. Саше это и нравилось, и не нравилось одновременно, ведь каждый раз, отпуская меня, она не находила
На выходных я вывозил Александру и Михаила куда-нибудь. То в парк аттракционов, то в театр, то на какой-нибудь концерт, причем неважно — симфонический или рок-группы. Первое время я немного терялся с выбором мест для отдыха, так как не хотелось хоть как-нибудь напомнить Мише о том, что он калека, но скоро совершенно забыл об этом страхе. Как-то раз мы даже отправились с ним гулять по парку, и мне пришлось рассказывать все, что я видел. Одно дело, если я был бы величайшим писателем, как Толкиен или Куприн, и смог бы описать окружающую красоту словами, так, что невидящий бы этого мигом все представил и восхитился. На выручку ко мне пришла девушка, но — лишь на первое время, потом я, почувствовав уверенность, описывал каждую мелочь, причем как можно живописнее.
— Тебе надо писать романы для таких, как я! — произнес Миша. — Благодаря твоим словам я смог ощутить красоту этого мира…
— Спасибо, — смущенно пробормотал я, — раньше я подумывал об этом, но у меня не хватило уверенности…
— А у тебя есть что-нибудь, написанное тобой? — полюбопытствовала у меня Александра, смотря на меня таким взглядом, чтобы я не обманул ее.
— Есть, — признался я.
— А почему ты никогда не говорил мне об этом? Знаешь, как интересно было бы мне почитать что-нибудь твое, кроме статей…
Александра и вправду читала каждую мою статью, что-то исправляла в них, говорила, что ей нравится, а что нет, а также читала мои рецензии к книгам и иногда просила меня исправить какие-то моменты, если я был слишком критичен. Почти всегда я без слов соглашался с ее мнением и исправлял, правда, если ее исправления не были слишком глобальными. Также она проявляла стремление в помощи мне с чтением книг для рецензии, и мы обсуждали их, выводя затем общее из того, что нам понравилось, а что нет.
Только через неделю я привез Александре свою книгу, точнее, стопку листов бумаги, которые распечатал на работе. Для того, чтобы Мишка не чувствовал себя ущемленным, я хотел попросить своих знакомых перевести текст книги в аудио формат, но девушка отговорила меня. Вечером, после того как я уезжал, они садились с братом и читали мою книгу, точнее, Саша читала, а Михаил тихо, почти не дыша, слушал, словно ребенок — сказку на ночь. Прочитав главу или до «звездочек», они обсуждали текст и, если у них были предложения, то записывали их на лист, а затем вечером следующего дня озвучивали мне и обсуждали со мной. В основном их критика была положительной, а исправления касались лишь каких-то моментов, которые были понятны мне, как автору, а им, как читателям, нет.
Как-то раз мы сидели за столом и разговаривали
— А почему ты не поговоришь с издателем, тем же Ерланом? Я не думаю, что он тебе откажет, тем более что твоя книга и вправду очень интересна, — поинтересовалась Саша, смотря на меня.
— Боюсь, — признался я, — автору своя книга всегда кажется глупой и бездарной… Поэтому самокритика в основном приводит к тому, что книга отправляется в камин…
— Не все же такие…
— Трусы, — перебил я.
— Вик! — произнесла мое имя Александра. — Мы же прочитали твою книгу и говорим тебе о том, что это довольно интересное произведение, и с радостью поможем тебе подкорректировать его, и выскажем тебе нашу критику. Что мы, кстати, и делаем!
— Хорошо, уговорили, как только вы прочитаете до конца и, если ваше мнение к тому времени не изменится, то мы пойдем в издательство. Хорошо? — протянул я, смотря на Сашу.
— Вик, я тебя люблю! — воскликнула она, обнимая меня и целуя.
Но лишь быстрым поцелуем, так как при Мише мы не позволяли себе ничего большего, кроме легкого поцелуя, и старались ворковать как можно меньше. Это было наше совместное решение, так как мы оба боялись сделать ему больно, ведь у него не было счастья в личной жизни, да и вообще личной жизни как таковой не существовало. А нет ничего больнее, когда у кого-то рядом с тобой все отлично в личной жизни — любовь, поцелуи, а у тебя ничего этого нет. Вроде бы и хочется за них радоваться, но не получается. Мне это было знакомо, поэтому, зная, что это такое, я был согласен с предложением моей возлюбленной. Хотя, Михаил это замечал, и каждый раз, когда мы забывались, старательно делал вид, что чем-то занят и ничего вокруг себя не замечает.
* * *
Так и летело время: минуты, дни, недели, месяцы… Отношения с Сашкой не угасали, а все больше и больше разгорались, и скоро я стал чувствовать, что не могу без нее. Я не просто привык к ней и Мише, они стали для меня всем — смыслом жизни, семьей, братом и сестрой, лучшими друзьями — всем тем, что заставляло меня подниматься с колен каждый раз, когда судьба ставила мне подножку.
Месяц пролетел незаметно, и в один вечер, когда я привез Александру домой и мы, поужинав, сидели в гостиной, она, встав с дивана, взяла со стола листы бумаги. Держа их как самое дорогое, прижав к груди, Саша села на диван с ногами и первые несколько секунд серьезно смотрела на меня.
— Не очень удачный конец? — предположил я, когда ее взгляд и молчание заставили меня испытать нечто наподобие страха.
Я был готов менять по одному слову девушки хоть всю книгу, лишь бы она ей нравилась. Понравится ли это другим читателям, я не знал и не думал об этом, так как для меня самым важным мнением было мнение Александры и Миши. Обычным читателям все равно невозможно угодить, чтобы все были в восторге, ведь все люди оригинальны, а, значит, и их вкусы разные.
— Да нет, неожиданный даже, хотя и пессимистический… но не в этом суть. Помнишь, ты говорил о том, что если наше положительное мнение не изменится к концу книги, то после ее корректировки ты пойдешь с ней в издательство?