Сестры

Дюдин Александр

– Пойдем, сына, есть колбасу, мы теперь богатые!

– И суп, и щи из нее можно сварить, – хлопотала около стола Вера Васильевна, – а с картошкой отварить, как вкусно!

Валя разрезала первый кружок, мясо проросло зеленой плесенью. Второй, третий, десятый – то же самое. Из всей кучи только три кружочка на вид были хорошими. Вера Васильевна чуть не плакала.

– Что же теперь делать? – сокрушалась она.

– Как что? Выбросить! Есть ее нельзя – отравимся.

– Да разве можно выбрасывать колбасу? – ахнула Вера Васильевна. – Да что вы? – и замахала

руками. – Вот что, я ее проварю подольше, а потом поем.

– Ради Бога, не делайте этого! Черт с ней! Не умирать же из-за нее.

– Нет, нет, этакое богатство! Что вы? Что вы!

– Ну, хорошо. Поварите часа два и покормите сначала кошку, если она не сдохнет, будем помаленьку есть. А чтоб дальше не портилась, давайте мы ее положим в сетку и повесим через форточку наружу, пусть замерзает.

Утром горздрав направил Валю в городскую больницу врачом-ординатором в хирургическое отделение.

– Вы без пяти минут доктор, четырехмесячную практику прошли, – убеждал начальник отдела кадров, – а у нас работать некому. Понимаете, безвыходное положение: все врачи на фронте, а здесь сейчас столько народу! Столько эвакуировалось к нам! Город по населению в несколько раз стал больше, чем до войны, его тоже обслуживать надо. Ничего, нам простят, была бы голова хорошая. Там клиника, старые опытные специалисты, не одна будете, помогут. Советуйтесь чаще с товарищами, не стесняйтесь.

Валя пришла в отделение как раз в тот момент, когда в ординаторской собрались после обхода врачи, чтобы перекусить. На столе, на плитке, парил белый эмалированный чайник.

– Могу я увидеть зав. отделением? – громко спросила Валя.

– Я зав. отделением, – повернулась к ней высокая располневшая женщина, русые волосы которой аккуратно заправлены под жестко накрахмаленный колпак, розовые губы радушно улыбались, – Ксения Павловна Дюжева, – протянула она руку.

– Я к вам направлена горздравом для работы в качестве врача, но институт еще не закончила, только прошла практику после четвертого курса в терапевтическом отделении.

– Очень хорошо, вот вам будет практика в хирургическом отделении. Мы будем рядом, всегда поможем. Врачи ведут по семьдесят человек, одна писанина задушила, хотя б немного разгрузимся. Вот, познакомьтесь: Елизавета Семеновна Романова – клинический ординатор. У нас в клинике базируется кафедра госпитальной хирургии медицинского института. – Елизавета Семеновна, темноволосая, с подвижным нервным лицом, средних лет женщина, высокомерно и холодно посмотрела на нее. На лице ее было написано возмущение. «Вероятно, потому, что у меня нет диплома, а я согласилась работать врачом», – подумала Валя, и настроение у нее испортилось.

– Мария Николаевна, – подошла и представилась небольшого роста врач, пышущая здоровьем.

– Игорь Семеныч, – пробасил тощий хирург, опустив с высоты жирафа голову, испытующе разглядывая ее поверх очков.

– Марина Алексеевна, – смеялась рыжими глазами молодой доктор.

– Садитесь с нами перекусить, – пригласила Ксения Павловна, – потом пойдем на перевязки, и я познакомлю вас с больными ваших палат.

Валя

достала из сумочки бутерброды с колбасой и торжественно положила на стол.

– Угощайтесь!

– О! Да вы богачка, оказывается! – несколько рук потянулись и взяли по кусочку. Два кусочка осталось Вале. «Интересно, кормила бабушка кошку этой колбасой или нет?» – подумала Валя, с удовольствием прожевывая соленый, плотный кусочек. Увидев на столе телефон, позвонила домой.

– Вера Васильевна, вы кормили кошку колбасой? Да? Ну, как она, не сдохла еще? Нет? Хорошо, сами пока не ешьте, – положила трубку и увидела вытянутые лица врачей. Елизавета Семеновна посмотрела на Марию Николаевну, спросила озабоченно:

– Как ты думаешь, сразу промыть желудок или подождать немного?

– Давай подождем.

– Не бойтесь, колбаса не вся испортилась. Вы хорошую ели, – весело улыбнулась Валя.

– Не паникуйте, – поддержала Ксения Павловна, – на вид, вкус, запах – нормальная колбаса.

Елизавету Семеновну это, однако, не успокоило. Она с ужасом прислушивалась, что делается внутри нее – не тошнит ли уже?

– Лучше, наверное, промыть, и не хочется, – чуть не плакала она.

– Как хотите, – махнула рукой Ксения Павловна. – Пошли работать.

Не успели дойти до двери, зазвонил телефон. Ксения Павловна вернулась, взяла трубку, выслушала.

– Хорошо, сейчас идем. В приемное отделение поступил ребенок с болями в животе, пойдемте, посмотрим вместе, – обратилась она к Вале.

На кушетке лежал мальчик лет четырех, худенький, с грустными длинными ресницами и светлыми вьющимися легкими волосами. Губы и зубы сухие. «Пить», – просил он слабым страдальческим голосом, с трудом ворочая шершавым языком.

Ксения Павловна подняла рубашку. Живот плоский и плотный, как доска. Она, слегка касаясь пальцами, пощупала его. Мальчик сморщился и схватил ее за руку, когда она коснулась слева, внизу.

– Это острый живот.

– А точнее?

– Если б это было справа, можно было думать об аппендиците. Может быть обратное расположение? «А что еще может быть? У ребенка?» – Валя молча вспоминала.

– Чаще всего инвагинация! – пришла на помощь Ксения Павловна. – Принимайте ребенка, – обратилась она к сестре приемника. – Кто привез ребенка?

– Я, – отвечала молодая встревоженная женщина.

– Вы кто ему будете? Мама? – женщина замялась.

– Почти что мама.

– То есть? Не поняла.

– Видите, воспитываю Сереженьку я. Отец их оставил, мать – моя сестра, вскоре завербовалась на север, и вот уже три года я не имею от нее известий. Не знаю даже, жива ли она, или нет. Он еще не ходил, когда она уехала. Кроме него, у меня еще четверо, все погодки. Сами понимаете, – волновалась она, – он мне тоже как родной.

– Понимаю. Дело в том, что Сереже нужна срочная операция. Нам нужно согласие родителей.

– Считайте меня приемной матерью.

– Хорошо, – Ксения Павловна взяла историю болезни, написала диагноз и приписала: «на операцию приемная мать дала согласие». – Распишитесь, вот здесь. – Женщина взяла ручку.