Сестры

Дюдин Александр

Сергей вспомнил, как теплели глаза и лица солдат, когда брали в руки домашний сухарь, как бережно держали его обветренные ладони, как подносили к носу, вдыхая его запах. От сухаря пахло дымом, ласковыми теплыми бабьими руками. Они не знали, что бабы отрывали от себя, от детей для них последнее. Писали, что живут хорошо, чтоб не печалились, только бы громили врага и скорее возвращались домой, ждали, тосковали о них. Это они знали. И подарки на фронт были для каждого подарком из дома. Будь это пара шерстяных носков, связанная, как в старину, при свете лучины (керосина для ламп не было, свечей тем более), или сухарь из домашней

булочки на молоке, затейливо закрученный, заверченный, как сама нежная бабья душа.

Сергей оторвался от своих размышлений: они подъезжали к КП. Он обратил внимание на группу солдат и офицеров, стоящих без фуражек возле одной из землянок. Подошли и увидели плачущего на пеньке сержанта, уткнувшего голову в руки на коленях. Перед ним лежал мертвый молодой лейтенант с повязкой на голове, красной от крови.

– Где это его? – шепотом спросил Сергей у бойца. Тот взял его за рукав, отвел в сторону и рассказал:

– Это лейтенант Рычков, весельчак и гармонист. Сегодня ночью он, сержант Лисечко и четыре бойца были на наблюдательном пункте. В 12 часов ночи их пытался захватить в плен взвод немцев. Они вступили в неравный бой. Получив ранение в голову, Рычков продолжал драться, пока не потерял сознание. Последними словами были: «Берите еще гранаты, бейте гадов!»

Живым остался только сержант Лисечко. Три километра нес он раненого командира. Когда дошел, лейтенант еще дышал, но через несколько минут умер.

16 мая 1942 года Сергей записал: «В этот день, в девять часов вечера, полку было вручено Гвардейское знамя. Вручал член Военного Совета ленинградского фронта, бригадный комиссар товарищ Зубов. Волнующее зрелище! Солдаты полка преклонили колени. Командир от имени всех бойцов и командного состава дал клятву с честью нести Гвардейское знамя на Запад и беспощадно громить фашистскую сволочь! Троекратным “ура” бойцы приветствовали пронесенное по фронту Гвардейское знамя. После этого товарищ Корытько по телефону отдал приказ: »По фашистской сволочи, в честь приезда делегации из Омска и вручения Гвардейского знамени – гвардейский огонь на рощу Сапожки!”»

Весь участок фронта услышал разнесенные эхом звуки «Катюши». Члену Военного Совета фронта доложили: «Цель накрыта полностью! Уничтожены полторы роты немцев и несколько огневых точек».

Почти двое суток немцы убирали трупы, вывозили раненых.

18 мая 1942 года Сергей писал: «Тяжелое орудие четвертого дивизиона гвардейского артполка № 1196, расположенного на подступах к Новгороду, было незаметно подвезено на расстояние 200 метров к аракчеевским казармам, где засели немцы, и помещено в толстенный кирпичный сарай, хорошо защищающий орудие от обстрела. Орудие громило прямой наводкой казармы с немцами, превратив их в груды развалин. Пехота с радостью смотрела на героев-артиллеристов, находящихся под носом бесившихся от злости фашистов, безрезультатно пытавшихся выбить наших смельчаков из надежного укрытия».

Всё, что видел Сергей, вызывало у него чувство удовлетворения, восхищения и преклонения перед солдатами. «Молодцы, черти! Хорошо бьют фашистов!» – думал он. Росли спокойствие и уверенность в победе.

В последний день, во время обеда, артиллерия противника нащупала расположение штаба полка, обрушив внезапно на него огонь. Сергей со своей бригадой в это время обедали, расположившись на молодой травке. День был по-весеннему солнечный, теплый. Они

не сразу поняли, что произошло. Рядом засвистело, треснуло, и из рук Сергея выбило кружку, обрызгав его горячей водой. Вокруг рвались снаряды, один попал в блиндаж санчасти, Сергей бросился туда, там уже был Пахомыч, подбежали командиры, бойцы, всех раненых выносили в безопасное место.

Через несколько минут наблюдатели засекли вражескую батарею. Грохнули наши гаубицы, и обстрел прекратился.

Провожая делегацию, бойцы, командиры, комиссары и политработники артиллерийских полков просили только одно: «Давайте больше снарядов. Армия обеспечена всем хорошо, но снарядов нам надо больше».

С этим наказом возвращались домой.

Глава 19

Заболел Мишенька. Полыхали щеки, раздувались ноздри, дышал тяжело, со стоном. Валя смерила температуру: сорок и одна десятая. Сразу как-то свалился. Дала ему аспирин, натерла спину скипидаром, тепло укутала, напоила крепким чаем.

Сейчас он спал. На лбу около волос появились капельки пота. «Это хорошо, – подумала Валя, – температура начинает падать».

У спящего, осторожно, чтоб не разбудить, послушала грудку. Явного воспаления легких не было, но в первые сутки можно и не услышать. Тревога не покидала ее. Облокотилась на кроватку, думала: «Четвертый месяц нет никаких известий от Сергея. Не в гости к теще – на фронт уехал. Всё может быть. Сколько женщин сейчас сидят вот так же, как она, около ребенка и с тоской просят судьбу уберечь любимого от смерти. Но война есть война: идут беспощадные похоронки. Не надо расстраивать сердце, надо надеяться, что всё будет хорошо», – успокаивала она себя.

Мишенька беспокойно заворочался, разметался. Рубашонка влажная. Валя, меняя белье, заметила, что он уже не такой горячий, и щеки стали бледнеть, и дышать стал спокойнее. Она легла, чутко прислушиваясь к нему, и сразу уснула.

Лето в разгаре, сухое, пыльное. Полысели деревья, посох, облетел с них лист от жары и безводья, даже ночь не приносила прохлады. Валя собралась на работу и в дверях столкнулась с Сергеем. Бросилась к нему на шею, крепко обняла и заплакала.

– Чего ты? Что произошло?

– Четыре месяца, ни одной строчки! – с упреком смотрели на него влажные, чуть косые коричневые глаза.

– Вернулся же, чего плакать? Ты знаешь, терпеть не могу писать письма! – швырнул портфель на пол. – Сын-то как вырос! – подошел к кровати.

– Тише, тише, – поймала она его руки, хотевшие поднять Мишу, – он болеет.

– Что с ним? Жара такая!

– Может быть, перегрелся на солнышке. Сегодня уже лучше.

Сергей наклонился, поцеловал сына в лобик. Малыш беспокойно завертел головой.

– Вот, видишь, проснулся, – обрадовался Сергей.

– Нет, нет. Не трогай его, пусть спит, – шептала Валя, оттаскивая мужа.

С доброй улыбкой на морщинистом лице вошла Вера Васильевна.

– С благополучным возвращением! – поклонилась она. Вытерев фартуком костлявую руку, подала Сергею. Он обнял ее за плечи.

– Смотрите, какой я вам сувенир с фронта привез! – наклонился, поднял с пола портфель, вынул оттуда дырявую алюминиевую кружку. В ней громыхал осколок снаряда.

– Хорош сувенир, – сказала Валя, и голос ее дрогнул, – а если б чуть левее, мог бы сердце продырявить, – глаза широко раскрылись от ужаса.