Сестры
Шрифт:
Интересно Яковлев рассказывал про испанскую двадцати двух тысячную «Голубую» дивизию.
– Сначала они занимали отдельный участок фронта против наших соединений, вот как раз тут, – генерал показал рукой в сторону немцев. – Обычным занятием «голубых» была картежная игра, водка и грабеж мирных жителей. Самым популярным лозунгом «голубых» стал: «Лучше пусть убьют в блиндаже, чем замерзнуть на морозе!» Была у них еще поговорка, – смеялся он: «В Испании выдали аванс, в Германии заплатили, в России рассчитываются». Дело дошло до того, что вместо людей на посты ставили собак, по лаю которых мы открывали огонь. В результате боев «Голубая» дивизия прекратила свое самостоятельное существование. Остатки
Сергей обратил внимание на большое количество трофейного оружия, особенно автоматов, полюбившихся нашим солдатам.
– Откуда это? – спросил Сергей.
– Добывают, – улыбнулся генерал. – И до того же солдат хозяйственный – обязательно с патронами принесет и о дисках никогда не забывает. Освоили быстро, владеют в совершенстве. Новичкам после первого боя как награду вручают. Автоматы хорошие, ничего не скажешь, но наши, Шапошникова, лучше.
Войска располагались на топких болотах. Окопы рыли не глубже 50–60 см, и они сразу наполнялись водой. Даже постоять долго на одном месте нельзя: тонули ноги, и след заполняла болотная жижа. Всегда мокрые солдаты под холодным сырым ветром мерзли, посушиться негде, простывали, болели. С питанием перебои, частенько и сухаря в кармане не было. Подарки, привезенные делегацией (масло, яйца, мясо, сухое и сгущенное молоко, вино), оказались как нельзя кстати.
Никогда, за всю историю, ни в одном государстве не было такого единства между фронтом и тылом, как в Отечественную войну в Советской России. Тыл всем, чем мог, помогал солдатам.
Делегаты группами по 2–3 человека разъехались по фронту. Они были самыми желанными гостями в воинских частях. Их засыпали вопросами: много ли было снега на полях? Не замерзли ли озимые?
– Постой, – перебивал молодой веснушчатый солдат, пробившийся вперед, – скот-то, скот как сохранили? Хватит корма? Как вы управляетесь одни, без мужиков? – женщины едва успевали отвечать, солдатам всё было интересно, сами охотно рассказывали о подвигах бойцов и командиров, знакомили с оружием, вплоть до «Катюш». Провожая, как правило, просили:
– Передайте привет всем трудящимся Омской области: пусть постараются, подбросят нам самолетов и снарядов.
С какой-то жадностью, с особенным интересом читали областную газету, привезенные от рабочих и колхозников письма.
Когда ехали в полуторке в авиационный полк, Сергей недовольно сказал Софье Никитичне: «Нехорошо вы себя ведете, легкомысленно».
– Это что поцеловала? Дурак ты, Сергей, хоть и грамоте обучен. Думаешь, солдату сухарь перво-наперво, главный в жизни? Думаешь, его вспомнит, как помирать будет? Нет! А вот как сибирячка горячо целовала на фронте, хоть сто лет проживет, не забудет! Ты знаешь, у нас в деревне председатель такой сознательный, как я. Ох, любят же его бабы. Моряк демобилизованный, весь, как есть, прострелянный, живого места нет, а кобель способный. Полдеревни молодых баб забрюхатело. Его за это хотели поста лишить и забрать от нас. Как подняли бабы крик: «Хоть одного мужика на развод оставьте! На всю деревню один Захарыч остался, и тому за восемьдесят!» До области поехали. Выхлопотали, оставили председателя. Он потом говорит: «Всех вас, бабочки, люблю, всех жалею! Какая норму выполнит, ту больше всех любить буду». Рвут и мечут бабы друг перед дружкой!
– Ты тоже стараешься? – хохотал Сергей.
– Нет, я попривыкла, чтоб для меня старалися. Я сама хоть кого премирую. Да пока не получается, – озорно добавила. – Тебя, что ли, Сергей, премировать, коли шибко стараться будешь, – и игриво боднула крутым, упругим
– Да не бойся, не совладаешь, что ли? Ой, умора! Какой сурьезный! Бабы своей боишься, что ли? Так она не узнает!
«Вот чертовка!» – сердился Сергей. Он не любил развязных женщин, они претили ему.
– Отстань от человека, – сурово посмотрел на нее Пахомыч. Софья послушно стихла. Задумалась, погрустнела.
– Я этих родненьких солдатиков жалею. Может, завтра его смертушка найдет, а ты… Чего ты понимаешь?! – она с досадой махнула на него рукой и отвернулась. «Может быть, она и права, – думал Сергей, – может быть, ее бабья ласка, хоть и в шутку, скрасит на какое-то время тяжелое солдатское житье на войне. Здоровые мужики, как этот с пышными усами, истосковались по бабе. Вот она сердцем своим понимает это, а он нет. А председатель их хорош!» – засмеялся Сергей.
– Тю, чего ты? – спросила удивленно Софья.
– Да так, кое-что вспомнил.
Пахомыч, потомственный ленинградский рабочий, был из молчунов. С бойцами разговаривал скупо, степенно, больше сам слушал. «И вот интересно, – смотрел на него Сергей, – теснится к нему народ больше, чем к краснобаю». Частенько замечал Сергей: он молчит, и бойцы молчат, сидят, курят. А чувствуется: понимают друг друга с полуслова. Даже завидовал ему по-хорошему, восхищался.
Прибыли во второй гвардейский истребительный авиационный полк в тот момент, когда только что погиб любимец полка капитан Андреев.
Возвращаясь с задания, уже над своим аэродромом он встретился с четырьмя «мессершмидтами» и вступил с ними в бой. Удачным маневром, атакой «в лоб», сбил одного стервятника, но остальные взяли его самолет в смертельный круг – он загорелся. В какое-то мгновение Андреев направил свою горящую машину на ближайший от него «мессер» – и еще один фашистский самолет пошел к земле. Но и «ястребок» Андреева, взлетев вверх, неуправляемый, беспорядочно пошел вниз. «Погиб, но не отступил, – потрясенный рассказом пилота, думал Сергей. Умер, но победил!». Взмывшие в воздух «ястребки» добили остальных, – добавил пилот.
В тот же день они побывали в 652-м авиаполку, который состоял исключительно из молодых летчиков.
– За всё время они сделали более трех тысяч вылетов, – рассказывал командир полка, – уничтожив большое количество вражеских самолетов, бомбя их прямо на аэродромах. Громили минометные батареи, живую силу противника, автомашины с грузами и людьми. Только за одну ночь с 17 на 18 мая они сделали сорок четыре вылета. Каждый летчик полка делает по 7–8 вылетов за ночь. По-молодому, отчаянно смелые, они наводят ужас на немцев. У летчика Позднякова при выполнении боевого задания был поврежден винт самолета, под обстрелом противника он сделал посадку на территории врага, произвел починку винта и благополучно вернулся на свой аэродром.
Потрясенная увиденным и услышанным за день, группа Сергея возвращалась на КП.
Вечер тихий. Медленно тонуло в дымной завесе раскаленно-красное солнце. Весь горизонт казался огромным зловещим пожаром. От машины убегала, уже пыля, израненная, в воронках и трещинах траншей родная, многострадальная русская земля, где сражались, стояли на смерть ее сыны. Сергею хотелось поклониться им в пояс. Душа твердела, мужала. «Снарядов, постарайтесь, побольше шлите нам» – слышалась просьба солдат, почерневших от пороховой копоти, усталых, ненавидящих фашистов всеми силами своей большой доброй души. «Да, – думал он, – приеду, расскажу всё, что видел и слышал, рабочим на заводе, уж они постараются. Хотя в лености их не упрекнешь. По двадцать часов в сутки работают, но злость на немцев вольет в них новые силы».