Сетевые публикации
Шрифт:
И модными стали фашисты. Фашисты теперь олицетворяют то, что некогда олицетворяли концептуалисты — порыв и поиск, правду дерзания, поиск запретного.
Им бы возразить: дескать, фашизм — это нехорошо! А как возразишь? Спросят в ответ: а что же тогда — хорошо? когда бабок обкрадывают и музей современного искусства с какашками строят? Это — хорошо? когда бестолочь и пустельга именуются Художниками, когда казнокрады — ведают культурой, а непотребные девки пляшут во Храме Божьем?
Надо бы сказать про гуманистический образ, про сострадание к ближнему, про «несть
Сложилось так, что современного языка гуманистической традиции русская культура не выработала — этот язык традиционных ценностей вытаптывали ради торжества постмодернизма. И вытаптывание казалось прогрессивным: зачем нам старые прописные истины, зачем нам реализм, для чего нам романы и картины? Давай еще вот этого старика взашей вытолкаем, давай еще вот этого пенсионера отменим — чтобы нам у кормушки было просторней.
Ах, недальновидно это было, опрометчиво!
И впрямь, для коллекций нуворишей старый традиционный гуманизм был помехой; невозможно впаривать банкирам что-то, что не модно — ну не Добролюбова же им с Толстым читать вслух? Им подавай то, что в Сен Тропе носят, с чем можно в Нью Йорке щегольнуть.
Но не одними вкусами нуворишей определяется будущее страны.
Ведь как устроено: нувориш-то, он наворовал, коллекцию какашек составил — и укатил на мыс Антиб, а с бабками из Вологды, да с их обиженными внуками — жить тем, кто в эту систему ценностей (какашки-Антиб-прогресс-Жижек) поверил.
Толстой бы, может, и договорился с внуками обкраденной бабки, а вот у куратора еврейской национальности, который живет на деньги, украденные из бюджета его клиентом, которому он впарил прогрессивные картинки с загогулинами — вот у такого куратора возникают проблемы с народом.
Назвать их, агрессивных внуков бабки, — быдлом? выход, конечно — но ведь не надолго.
И чувствуют кожей: зреет в обществе другая правда — она будет посильнее, чем мода на Бойса и Ворхола, рождается другое суждение — посерьезнее, чем взгляд владельца нефтяного терминала или мнение владельца массажного салона.
Пришли новые ретивые мальчики, презирающие гламур и концепт, глобализацию и демократию — откуда они взялись? От сырости завелись, что ли? Вы думаете, вы сами ничего не сделали для их прихода? О нет, господа, это вы их вывели в своих ретортах — ничего путного не создали, а вот этих борцов «за Россию без засилия евреев» — вы сочинили. Вы и убили-с, как говорил Порфирий Петрович.
И надо бы что-то возразить новым правым, надо бы с ними спорить — да вот беда, у новых левых и словаря-то никакого нет: только какашки в баночках, перформансы в богатых домах, да пенсионерская медгерменевтика.
Так случилось уже однажды — семьдесят лет назад, и потребовалось найти простые слова, чтобы объяснить, почему фашизм плох и чем национализм страшен — для этого потребовались Белль
Надо заново учиться говорить.
Сегодня я подписал письмо вместе с другими литераторами, в защиту трех националистов — судимых по 282 статье.
Мотивы этих осужденных мне кажутся естественными и понятными, их призывы мне кажутся пакостными — но неизбежными. Их содержание под стражей — без публичного обсуждения взглядов и причин их породивших — кажется мне очередной провокацией.
Провокаций делается все больше.
Вероятно, каждый из подписантов руководствовался своими мотивами. Мои мотивы — следующие.
Эти осужденные представляются мне неумными людьми, страстными и опасными. Они зовут к плохому. К сожалению, нашим обществом сделано все, чтобы спровоцировать возврат к фашизму. Я выступаю за то, чтобы расовые теории обсуждать публично — и осуждать публично. Пряча эти процессы от общества, нагнетают романтический ореол вокруг национализма.
Полагаю, это ошибка нашего общества. Романтика национализма — это романтика преступления, восторг нарушения завета Христа. Это — антигуманистическое движение — и в качестве такового оно должно быть опознано.
Упомянутых осужденных следует обсуждать с той же степенью открытости и публичности — как и девиц, хулиганящих во Храме.
Однако, когда уже нарушили все заветы — очередное нарушение смотрится как избавление и благо.
Никакого различия добра и зла в условиях пост-модернистской релятивистской морали — никогда не произойдет. Неизбежно будет множится компрадорское осуждение фашиста и фашистское порицание компрадора. Следует отвергнуть оба соблазна. И то, и другое — дурно.
Очень трудно выступать против компрадорской морали — и одновременно не влипнуть в национализм.
Очень трудно выступить против антисемитизма — и одновременно не дружить с банкирами еврейской национальности. Очень трудно назвав народ «быдлом» получить право осудить фашиста. Но сделать это нужно.
Очень трудно вообще быть порядочным человеком. Но стараться все-таки стоит.
UPDATE: ПОДПИСЬ СНЯЛ
несколько дней назад поставил подпись в защиту трех националистов, осужденных по 282 статье.
Мне показалось правильным обсуждать их публично, чтобы не делать из национализма — притягательной, романтической, неправедно преследуемой властями концепции.
Просмотрел тексты осужденных бегло — тексты мне не понравились. Однако решил, что публичность в данном вопросе важна.
После этого опубликовал в ФБ три текста подряд по поводу национализма, поднимающегося как естественный протест против либеральной доктрины — и тоже, в свою очередь, опасного.
Эта комбинация: а) я не одобряю либерально-демократическую капиталистическую доктрину и б) одновременно я против национализма и фашизма — для многих оказалась непереносимо сложной.
Многие мне предложили немедленно выбрать, с кем я: с фашистами или с либералами.