Сетевые публикации
Шрифт:
После цитаты из Шейлока, читатель, думающий что корень бед в евреях, решит, что и я про то же: мол, началось с дантистов, вьющих гнездо, а потом пошли банкиры. Это, действительно, удобная форма рассуждения. Однажды писатель Булгаков уже описал, как злобный Швондер рушит русский мир, подговаривает Шарикова на разбой, — а вот благородные русские жильцы дома на Обуховом (они описаны сочувственно: буржуй Саблин, сахарозаводчик Полозов) страдают от еврейского самоуправства. Соблазнительно сказать, что швондеры нынче не в красных комиссарах, а в финансистах — вот так за сто лет поменялось.
Евреи — первые в разорении капиталистического мира, и
«Всё поделить?» — возмущается благостный профессор Преображенский. Профессору, обличителю разрухи, и в голову не приходит, что буржуй Саблин и сахарозаводчик Полозов свои капиталы нажили не вполне нравственным путем. Почему Саблин стал богат, а «певуны в котельной» бедны — это остаётся за кадром. А между тем, именно это и интересно. Условия труда на заводах Саблина и Полозова были таковы, что мужики ополоумели — Швондер здесь не при чём. Никакого мягкого эволюционного процесса, разрушенного злобной теорией Маркса не было — была мировая война. И эту мировую войну затеяли не швондеры и шариковы, а саблины и полозовы.
Гражданская резня возникла не вдруг, а потому что человеческая жизнь обесценилась, жизнь уценили как рубль.
В процессе обесценивания человеческой жизни (а такое случается регулярно в истории) важно установить, что именно приобретает ценность, когда жизнь человека ценность теряет. И здесь надо сказать, что ни комиссары, ни дантисты не выиграли. Красные комиссары были расстреляны, а суетливый средний класс был разорён — хотя создатели демократии клялись, что демократии нужен средний класс и красные комиссары. И те и другие были накрошены в котёл большой алхимии, у которой нет нации.
Кащей — не еврей и не русский. Из предприимчивого мещанина вылупился кащей — но для того, чтобы стать кащеем, он должен был убить в себе всё человеческое, и мещанство в том числе. Окаменевший мир потерял национальные особенности, вместо культуры возник усреднённый продукт — абстрактная цивилизация. Появились страты и формы деятельности, именующие себя прежними названиями: интеллигенция, искусство и т. п., это функции нового мира. Авангард не принадлежит культуре страны, это форма салонного протеста, отменяющего революцию; интеллигенция — давно не адвокатура народа, но обслуга олигарха.
Даже в сказках объясняют, что Кащей — не человек, хотя человеческое ему не чуждо. Ему мало золота, он хочет женщин, поклонения и признания. Но люди для него — материал.
Когда я расспрашивал о данном лондонском кащее российских либеральных журналистов и правозащитников, ругать его не хотели, а хвалить боялись. Они все были в долгу у Кащея. Большинству из опрошенных он платил деньги — как же теперь его ругать. Они на его виллах шампанское пили, гуляли по клеточкам его шахматной доски. Время от времени кащей жертвует одной из своих шахматных фигурок. А фигуркам он сам представляется значительной фигурой.
— Трагическая фигура! — сказала про кащея одна правозащитница.
А кащей сказал про эту правозащитницу так:
— Я ей квартиру купил. Надо было.
— Скажите, он людей убивал? — спросил я у этой правозащитницы.
— Нет, он не убивал. Вот, может быть, Бадри… — это я от нескольких слышал.
Почему-то теперь правозащитники списывают мокруху на Бадри, партнёра преобразователя страны. Так следователи норовят все нераскрытые убийства повесить на покойного вора — ему-то уже всё равно.
— Да не убивал он, не убивал, — ну что вы пристали!
Говоря с кащеями, не принято упоминать про первые мошенничества и убийства, совершённые в пубертатном возрасте. Ну да, Абрамович признался, что он мухлевал, капиталы нажил незаконно. И что теперь — в нос ему этим вечно тыкать? Ну да, у Березовского с Аэрофлотом не всё чисто, ну да, кто-то с кем-то в банях Солнцевского района сиживал… Ну да, мэра Нефтьюганска застрелили… И что теперь, слёзы по нему лить до сих пор? Вот, скажем, Усманов когда-то сидел, но не будем же мы ворошить прошлое. А Ходорковский обманул вкладчиков банка Менатеп, ещё в девяносто восьмом. Но ведь не этим же они интересны! Вы же не будете поминать, допустим, космонавту, что он когда-то писал в штанишки? Ну, писался герой, когда маленький был — но давно в космос летает.
Русские буржуи так и говорят: «Наша работа имеет специфику». А ещё говорят так: «Я работал с пенсионными фондами», или так: «Мой муж много работал — он выдумал схему», какую, не уточняют; имеется в виду та, которая позволяет брать деньги пенсионеров. «Было разное, но я не переступал черту!» — сказал мне однажды румяный воротила, торговец холодильниками. Он рассказал мне, как они закрыли завод и выгнали людей, но вот убивать — не убивали. Заводы банкротили, людей по миру пускали, разоряли семьи, саму страну выжали как лимон — но «черты не переступали». И директор в Верхнем Уфалее «черты не переступал» — он рабочих не убивал буквально. Впрочем, на пространстве, освоенном им вплоть до этой последней черты, он растоптал немало судеб и обрёк людей на нищету. Однако самой черты не переступал. И потом — это ведь честно: возможности к разбою были у всех, он свои реализовал. Он освоил те самые акции прав, которые у него имелись. А работяги — как вкалывали в цеху, так другого и не придумали. Поделом!
И этот кащей, напротив меня, устроитель российской судьбы, ловкач, математик, комбинатор, похожий на цепкую обезьянку — он тоже говорил, что не убивал.
— Ну, а как вы думаете? Мог ли я желать стране блага и убивать?
— Но вы же страну разорили?
— Перестаньте! Страна — концлагерь. Нашли что жалеть!
Заговорили о мрачных годах советской власти. У буржуев всегда так: когда их спрашиваешь, почему воруют, они вспоминают, что Сталин был тиран. У кащея выходило, что тирания Сталина есть достаточное основание для воровства. И кстати, тот торговец холодильниками, о котором я вспоминал, он тоже был борцом со сталинизмом. Каждым проданным холодильником он наносил удар по тоталитарной системе. По логике буржуев, спекуляция — есть форма борьбы с тоталитаризмом. Шли в банк как на баррикады.
— Был момент, когда я заработал первые сто миллионов, поддался эйфории. А эйфория — нехорошее чувство. Я покаялся в алчности, — сказал кащей. — Всё, что заработаю на этом суде, — отдам на борьбу.
Надо сказать, кащеи любят называть приобретения словом «заработали». Всё, что они получили путём спекуляций, махинаций с оффшорами, всё, что присвоено путём фальшивых аукционов, все соглашения с грабителями, всё это называется — «заработали». Как мило сказала жена одного румяного банкира: «Мы заработали много денег», — и улыбнулась; так и моя соседка Нина Григорьевна могла бы сказать.