Сетевые публикации

Кантор Максим Карлович

И кащей, сидящий напротив меня, считал, что всё заработал анализом ситуации.

— Всё это более чем серьёзно, на строго научном расчёте. Я наукой занимался, классифицировал! Вся наука — это классификация!

Он несколько раз произнёс слово «классификация», и я вспомнил, что в русском обществе, где был третьего дня, все говорили слово «классифицировать» — я ещё удивился, что они его выговаривают. Богатые эмигранты давали «вайлд парти» — там играл нанятый музыкант, он всё время кланялся, — и ещё присутствовал беглый газпромовец по имени Николай. Газпромовец хвалился, что разводит в своём пруду в Холланд-парке осетрину, а пришедший с ним вместе правозащитник жадно ел и пил. Разговор был оживлённый, только что в Лондоне отшумели концерты Димы Быкова, всем понравились

разоблачительные куплеты: талант у мужика, Путина пропесочил! И вот помню: один импозантный мужчина (кажется, спекулянт недвижимостью) уговаривал свою даму не пить больше розового шампанского, а дама обижалась и кричала: «Только не классифицируй меня!» А ещё один спекулянт чёрной икрой (достойный джентльмен, он ещё графику диссидентов собирает) говорил о проблемах истории: «Надо всё детально классифицировать».

Вот откуда это словцо, оказывается. Это их просветил человек, похожий на Березовского, он их научил умному слову. Он здесь за образованного канает.

— Строгий анализ и классификация, — кащей посмотрел влево, взгляд его метался, — у России сейчас есть реальный шанс.

— На что? — спросил я.

— На то, чтобы войти в цивилизацию. Стать культурной страной. Реально духовной. — И он неожиданно сказал: — Я говорю в терминах иудо-христианской религии, — сказал именно так, этими вот словами «иудо-христианская религия».

— Такой религии нет.

— Как это? Я сам читал.

— Есть термин «иудео-христианская культура». А религия либо иудейская, либо христианская.

— В целом — неважно. Вы меня поняли. Следует делать дело. Согласны?

— Предстать перед судом?

— Продажный русский суд! — он посмотрел на часы, а потом опять вбок: у стойки сидела проститутка, подавала ему знаки.

Пока разговаривали о спасении отечества, он всё время на эту барышню поглядывал — здесь свидание было назначено. И правильно — у деловых людей всякая минута на счету.

Проститутка встала с табурета, пошла к нашему столику — лет двадцати, в теле. Он осмотрел её с позитивным чувством.

— Благодарю вас за беседу, — я встал, показал ему чек.

— Ну, зачем же, ведь это я приглашал.

— Нет, всё уже заплачено.

У выхода меня догнал тот самый парень, что организовывал встречу — он, оказывается, неподалёку караулил. Посетовал, что дружбы, видимо, не сложилось.

А я-то недоумевал, что у кащея за интерес. А просто человеческий интерес — дружить хотелось.

— Думаешь, он суд выиграет?

— Хочешь, чтобы Лондонский суд ворованное распределял? Не выиграет.

— Он обещал, если пять миллиардов отсудит, то мне миллион даст. Точно не выиграет?

— Точно, — сказал я жестоко.

— Обидно, — парень расстроился. — Он тебе не понравился? — у прилипал есть трогательная черта, они хотят, чтобы все ладили.

— Нет.

— Обидно.

Кащеи хотят людского тепла, у меня есть несколько знакомых буржуев — те тоже хотят по-человечески дружить. Ну, просто дружить, как это у нормальных людей бывает — ведь дружат же люди! Они ещё помнят, как это делается — что-то в кино видели, что-то из юности осталось: сели, налили, чокнулись, поболтали чуток о работе — ты картину написал, я алюминиевый комбинат приватизировал. Буржуи любят повторять: у меня дефицит общения. Это значит, что общаясь меж собой, кащеи испытывают недостачу живой крови — им надо свежатинки, им надо кому-то объяснить, почему быть кащеем хорошо. Богачи взяли всё что могли: золото, власть, дворцы, яхты. Не хватает какой-то дряни, признательности, что ли. Понимания людского не хватает. Вот бы их ещё всенародно числили за избавителей от тоталитарного гнета! Надобно, чтобы люди признали, что богатство досталось кащеям по праву! Что буржуи набили сундуки не потому, что самые жадные, а потому что самые смелые. Им мало, что они всех обманули — теперь пусть признают, что обман — это очень прогрессивная деятельность. За свои бабки богачи ещё хотят быть и честными.

Кащеям понадобилось дружить с интеллигентами — они завели себе очкариков, чтобы те писклявыми голосками рассказывали про

прогрессивное искусство и про борьбу с тоталитаризмом — о, мы ненавидим тоталитаризм вместе с кащеями! Кащеи любят слушать про Кафку и про дискурс, про Малевича и абстракции; им нравится коллекционировать картины, они стали главными в современном искусстве, от их вкуса зависит всё, они любят выносить приговоры по литературным премиям. Вкусы людей подчинены кащеевым, ведь кащеи — почти как люди. Вместе с интеллигентами кащеи ходят протестовать против коррупции: произвол чиновников им мешает. Взяток гады-чиновники требуют! Кащей оскорблён — он хочет справедливости вместе с очкариками! Кащей своё заработал! В поте лица банкротил завод, гнал людей на улицу, гробил производство, налаживал спекуляцию, выстраивал систему предприятий с ограниченной ответственностью — это реальное дело! Это бизнес! Кащей объясняет интеллигенту, что у них с интеллигентом один общий враг — государство! Общий враг — это вертикаль власти! Очкарик должен понять, что кащей свои миллиарды честно надыбал, потому что кащей талантливый, а теперь чиновники ему ставят препоны. И очкарик согласен, что это произвол, и ему, очкарику, власти тоже не дают самовыражаться. Очкарик чувствует единение с кащеем — вместе они идут бороться за абстрактные права, за акции демократии. Молодец, очкарик, — говорит кащей, — мы с тобой теперь одна семья, правда, я поумнее и понаходчивее. И очкарик признаёт за кащеем право распоряжаться миром.

И всё, к чему богачи не прикоснутся, обращается в золото и умирает. Так они убили искусство XX века, и искусство XXI века родилось уже мёртвым. Так они убили города: Лондон протух от их ворованного богатства, и Москва превратилась в склеп. Так они убили своих женщин, сделали из них вампиров. Так они убили язык, и люди стали говорить на их мерзостном жаргоне. Так они убили своих друзей-интеллигентов, и те стали рыбками-прилипалами. Так они убили ту страну, в которой родились — без пощады и без жалости.

И кащей ухмыляется.

До его сердца никогда не доберутся. Он успеет всех сожрать. Смотрите на его самодовольную румяную харю. Кащей уверен, что за ним и такими как он — правда жизни и прогресс. Они вылупились из героев Зощенко, из Клопа, которого описал Маяковский.

Теперь клопы жрут людей.

Люди, как же вы позволили с собой такое сделать. Люди, как это случилось?

Человек умер. На смерть Д. Плавинского (01.11.2012)

1-го сентября 2012 г. умер крупный русский художник Дмитрий Плавинский, из тех первых нонконформистов, упорных, смелых и чистых людей.

Дмитирию Плавинскому было 70 лет — последние лет пятнадцать он прожил в России, вернулся из Америки на родину, поверил в Возрождение. И на Родине он никому не понадобился. Резвые искусствоведы новой банкирской волны — составители корпоративных коллекций, кураторы, менеджеры и галеристы — его вниманием не удостоили. Он был уже хрестоматийным художником, много на нём не зашибёшь: а они пекли новые имена, устраивали провокации, выдвигали бабочек на роль орлов. По Плавинскому прошлись критики — опубликовали несколько разгромных и мерзопакостных статей, этаких разухабистых, в стиле цепных ливреток опенспейс. И Плавинский обиделся. Жил затворником, потом умер. Он был ещё молодой, вообще говоря, по меркам современного мира и по меркам художников.

А недавно похоронили двух крупных художников реалистов — великого Гелия Коржева и хорошего пейзажиста Ефрема Зверькова. А до того, полгода назад, умер прекрасный Эдуард Штейнберг. И они тоже никому на родине не понадобились.

Про Коржева — а это очень большой мастер — не вспоминали двадцать пять лет. Долго. Ему было всего шестьдесят три, когда молодые резвые комиссары рыночного авангарда его отправили в небытие. Он там, в небытии, ещё поработал — и умер. Знаете ли, во всех культурах, во всех странах — с пожилыми мастерами обращаются иначе. И в Советском Союзе даже, хотя это была не лучшая страна в мире, было иначе тоже. Старым мастерам культуры оказывают почёт — это гордость страны, это слава народа.