Сети Культа

Московских Наталия

— Если Вы желаете знать мое мнение, Ваше Величество, это катастрофа. Колер собирается обнародовать весть о том, что Мальстен Ормонт жив, здоров и опасен, что грозит очередным ударом по репутации Анкорды. Мир только начал оправляться от этой истории, а Совет — забывать о случившемся…

— Я все это знаю, Эллард, — кивнул Рерих, невесело улыбнувшись. — Но знаю я и то, что фактически Бриггер связывает меня по рукам и ногам. Что бы я ни предпринял, что бы ни решил, мы оба с тобой прекрасно знаем, что Колер не изменит своего намерения и действовать по-другому не станет. Это не в его правилах. Шесть лет тому назад мы с тобой оба вдоволь нагляделись на то, как работает этот человек. Он непоколебим. Более того,

он обладает определенным авторитетом в глазах простого народа, и его поддерживает верхушка Красного Культа. Бриггер уже пошел у него на поводу. А судя по выдержкам из этого письма, на эту малагорскую авантюру пойдет и Совет.

Томпс напряженно сжал губы.

— Вы так считаете? — осторожно переспросил он, припоминая цитаты, переданные эревальной. Не было сомнений: у Бенедикта Колера был талант к проникновенным речам, и его аргументы — пусть и подтасованные в угоду себе — казались неоспоримыми. Стараниями Колера нынешний малагорский монарх оказался причастным и к Битве Кукловодов, и к привлечению Ормонта в ряды анкордской армии, и к его побегу от Культа, и к общей дезинформации Совета. Бэстифару шиму Мала вменялось в вину узурпирование малагорского трона, активно упоминалась его природа иного существа и рождение не в законном браке. Мальстену Ормонту же приписывались несуществующие сообщники, готовые ради его спасения жертвовать собой на одном из Ста Костров. Говорилось о том, насколько хитроумно и опасно это существо, столько лет стараниями своих мнимых приспешников ускользавшее от рук правосудия. Колер в своем послании фактически сообщал, что демоны-кукольники объединились и готовят новую войну на Арреде — на этот раз против человеческой расы, и с поддержкой пожирателя боли они действительно могут в этой войне победить. Слушая эти слова даже из уст эревальны, искажающей звуки человеческой речи, Томпс чувствовал, как холодный комок опасения за судьбу мира действительно поселился у него на сердце.

— Ты слышал выдержки из письма, — пожал плечами Рерих, прерывая размышления Элларда. — По-твоему, это не проймет Совет?

— Проблема в том, Ваше Величество, что большинство правителей из Совета Восемнадцати прекрасно понимает, кто такой Колер и что он может сделать, чтобы заручиться доказательствами, необходимыми ему для подтверждения его теории. Громких речей здесь не будет достаточно, Совету потребуется весомый повод выделить Культу средства и людей для такой авантюры. Они не пойдут на это, пока не увидят прямую выгоду для себя…

Томпс осекся, поняв, что выгода у правителей с материка напасть на Малагорию под предлогом подобных обвинений, есть.

— Проклятье… — выдохнул он.

— Вижу, ты и сам уже понимаешь, что у Колера большие шансы заручиться поддержкой Совета, — невесело усмехнулся Рерих. Эллард опустил голову. — И мне придется принять непосредственное участие в этой операции. Быть одним из первых, кто поддержит Колера и Культ. Выделить воинов, причем немалое количество, потому что поднятые в этом послании вопросы касаются Анкорды напрямую. И меня лично. Сам понимаешь, какое мнение обо мне сложится у Совета, если я откажусь. Моя репутация после Ста Костров и разоблачения Ормонта и без того весьма шаткая — даже в глазах моего собственного народа. Если я поведу себя неверно в вопросе малагорской операции, это может мне очень дорого стоить. Репутация Лжемонарха из Пророчества о Последнем Знамении и так маячит у меня за спиной. Проблема в том, что любым своим шагом я могу лишь укрепить ее.

Эллард качнул головой.

— Вы вызвали меня для этого, Ваше Величество? Чтобы я… дал Вам совет?

— Ты мой давний друг, генерал, — кивнул Рерих, — твое мнение для меня важно. Оно даже важнее мнения моих ближних советников, потому что ты был со мной в действительно сложные годы. При всех твоих личных достоинствах ты также

близок к народу, вхож в круги солдат. Ты многого не говоришь мне из народных толков, щадя мои чувства, но ведь на самом деле ты очень хорошо осведомлен в вопросах народной молвы и мнения общества. Что ты мне скажешь, Эллард? Народ Анкорды отвернется от меня, если я поддержу Культ и признаю, что Мальстен Ормонт не был казнен в тот день?

Томпс вновь нахмурился.

— Я бы рад гарантировать Вам, Ваше Величество, что поддержка Вашего народа останется с Вами в любом случае, но это не так. Боюсь, люди Анкорды укрепятся в своем… суеверии относительно Лжемонарха, если Вы откажетесь поддерживать Культ в этом деле. Колер выставляет Вас в довольно выгодном свете, несмотря на то, что готов обнародовать шокирующую весть. Он берет на себя большую ответственность, и этим можно воспользоваться. Совет и народ действительно, к моему искреннему сожалению, могут поверить Колеру, а, стало быть, нам вновь придется играть по его правилам, чтобы выйти из этой ситуации с наименьшими потерями.

Рерих улыбнулся и благодарно положил руку на плечо генерала.

— Благодарю, мой друг, — сказал он. — Именно это мне и необходимо было услышать, чтобы увериться в своем решении окончательно. Тотчас же отправлю Бриггеру свой ответ. И да помогут нам Боги.

Герцогство Хоттмар, Кардения.

Двенадцатый день Паззона, год 1467 с.д.п.

Вспышка боли вмиг свалила с ног и заставила слезы брызнуть из глаз. В то же мгновение из головы вылетели все наставления о том, насколько правильным и естественным должно быть это ощущение — всё затмило собой палящее, рвущее на части чувство, от которого хотелось ускользнуть любыми мыслимыми и немыслимыми способами.

Из груди невольно вырвалось тяжелое мычание, натужно прорвавшееся сквозь плотно стиснутые челюсти. Хотелось обхватить себя руками, свернуться и извиваться на земле в поисках любого положения, в котором не было бы так больно. Разве может что-то на свете вызывать такие муки? Разве стоит это того?

— Вставай, — строгий голос прозвучал без тени сочувствия. Казалось, в нем даже скользнуло некоторое презрение.

— Не могу… — тяжело простонал мальчик, жалобно захныкав.

— Можешь. Вставай, — был ответ.

Мальчик с нескрываемой злобой и обидой посмотрел на учителя, возвышавшегося над ним с чуть приподнятой головой и глядевшего на него безотрывно. В эту минуту трудно было представить, что он не всегда был таким надменным, бесчувственным, холодным ментором. Во время обучения искусству этот человек с горящими заговорщицким огнем глазами растолковывал своему ученику все тонкости мастерской работы с нитями, но, когда дело доходило до боли, которая приходит после, он не прощал никаких слабостей.

На то, чтобы пререкаться, попросту не было сил, хотя мыслей, полных обиды и жалости к самому себе было не перечесть. Из горла вновь вырвался мучительный стон, а слезы непрерывными ручейками потекли по щекам, и сейчас мальчику было все равно, что подумает о нем его суровый наставник. Если б он только сейчас ушел и позволил оправиться!.. Но ведь он не уйдет.

— Вставай, — вновь повторил Сезар.

— Уйди! — забыв о прежней договоренности обращаться к учителю уважительно, воскликнул Мальстен, зажмурившись и сморщившись от боли.