Сети Культа

Московских Наталия

Охотник пожал плечами.

— Не знаю, — честно ответил он. — Сам многократно задавался этим вопросом, но ответа так и не нашел. Я много раз прорабатывал в своих мыслях вариант, что это твои нити коснулись моего сознания, иначе с чего бы мне беспокоиться об анкордском кукловоде, который воевал при дэ’Вере.

Мальстен невесело усмехнулся, однако ничего говорить не стал. Грэг продолжил:

— Но я не могу найти логичной причины, по которой тебе было бы нужно от меня подобное отношение.

— Понятно, почему не можешь — ее нет.

— Возможно, причина в том, что мою пытку ты

оборвал на допросе, несмотря на то, что несколькими минутами ранее я пытался убить тебя. Быть может, я попросту в ответ хочу оборвать твою пытку?

Мальстен устало вздохнул.

— Пытку, которой нет.

— Возможно, нет. Пока что. Но она начнется, если аркал будет получать от тебя новые порции твоей расплаты. Посему я надеюсь, что ты все же как можно чаще будешь лишать его этой возможности и тем самым не позволишь ему обрести власть над тобой, потому что, видят боги, он ее жаждет.

Данталли поджал губы и предпочел не продолжать этот бессмысленный спор: практика показывала, что переменить мнение Грэга Дэвери в этом вопросе совершенно невозможно.

— Я должен идти, — кивнул Мальстен.

— Держи ухо востро с аркалом, — серьезно бросил охотник вслед удаляющемуся кукловоду. Тот на секунду замедлил шаг, однако тут же возобновил взятый темп и, не удостоив пленника ответом, направился прочь. По пути он подал стражнику сигнал возвращаться на свой пост, и тот беспрекословно послушался приказа гостя принца.

Выйдя из подземелья, Мальстен глубоко вздохнул и устало потер руками лицо: очередной разговор с Грэгом Дэвери вымотал его, казалось, куда как сильнее пережитой расплаты. В глубине души Мальстен признавался себе, что во многих словах Грэга присутствует истина в отношении Бэстифара и его стремлений, однако были в этих измышлениях и коренные заблуждения, которые так хотелось изменить.

«Возможно, это и заставляет меня приходить к нему за этими разговорами раз от раза? Желание переубедить охотника в том, что все иные — монстры?»

Мальстен соглашался, что эти споры несли в себе определенный интерес. Однако несли они и опасность — в первую очередь для пленника: столь частые беседы с Мальстеном могли привлечь внимание Бэстифара, который (данталли был уверен) не станет вечно терпеть тот факт, что его гость старается скрыться от него с расплатой. Рано или поздно принц пресечет эти встречи, ничто не ограничивало ему доступ в подземелье, и то, что он пока не выказал своего недовольства, не значило, что он не сделает этого вовсе. В любой момент Бэстифар может напомнить, в чьих руках власть в этом городе и в этом дворце, резко сократить список вольностей, которые позволяет своему гостю — хоть бы и в отношении отдачи приказов стражникам. И тогда беглому анкордскому кукловоду будет нечего противопоставить ему, кроме гордости и угрозы, что малагорский цирк может потерять своего художника, что будет явно потерей не смертельной…

«А ведь, выходит, свобода моя здесь — понятие и впрямь весьма относительное», — усмехнулся про себя Мальстен, и эта мысль заставила волну холода пробежаться по его спине. Нет! Все не так. Похоже, беседа с охотником может вызвать некоторое помутнение рассудка. У Грэга

Дэвери, выходит, талант к манипуляции сознанием. И он еще смеет говорить, что люди не лишают других воли! Нужно быть осторожнее с этим…

Голос, прозвучавший чуть поодаль, заставил Мальстена вздрогнуть:

— Как прошло твое представление? — на первый взгляд могло показаться, что пожиратель боли, прислонившийся к стене со сложенными на груди руками у самого выхода из подземелья, говорил совершенно спокойно, однако внимательный слушатель, коим Мальстен являлся, без труда мог уловить нотки скрытой угрозы в его словах.

Данталли обернулся и взглянул в темные глаза аркала. Тот буквально буравил его взглядом, и Мальстену трудно было понять, чего ждать от малагорского принца в эту минуту.

— Представление прошло хорошо, я полагаю. Во всяком случае, зрительный зал реагировал ничуть не хуже, чем обычно. В остальном — судить не мне. Есть замечания по моей работе?

Бэстифар заложил руки за спину и сделал несколько неторопливых шагов в сторону своего друга.

— Ты о том представлении, что было на арене цирка? — усмехнулся он. — О, оно, разумеется, прошло блестяще. Видят боги, тот день, когда у меня появятся замечания по твоей работе художника, будет поистине знаменательным — не в хорошем смысле, разумеется. Нет, мой друг, я о другом представлении спрашиваю: о том, которое ты устроил персонально для своего любимого артиста.

Мальстен нахмурился. Несколько мгновений он не знал, что может на это ответить.

— Проклятье, Бэс, выражайся яснее, — отозвался он, наконец.

— Не думал, что здесь требуется пояснение, — хмыкнул Бэстифар. — Ты уходишь с одной арены и приходишь на другую, где становишься единственным артистом перед единственным зрителем. У тебя такое новое развлечение? Хочешь вызвать сострадание человека, посвятившего жизнь охоте на таких, как ты и я?

Данталли нахмурился и едва удержался от того, чтобы сжать руки в кулаки.

— Мне кажется, ты слишком отождествляешь мою жизнь с деятельностью в цирке. Арена для меня существует только в моменты выступлений малагорской труппы, Бэс, все остальное время я представлениями не занимаюсь. И мне уж точно не нужно сочувствие.

— Пусть так, пусть так, — примирительно развел руками аркал. — Я лишь хочу знать, сколько продлится это твое развлечение. Надо полагать, довольно долго, раз ты уже не в первый раз спускаешься в подземелье к своей марионетке и остаешься там на все время расплаты.

Мальстен отвел взгляд и качнул головой.

— Послушай, хватит пространных реплик. Если хочешь высказать какие-то претензии, выскажи их прямо. А если нет….

— Вот оно, значит, как, — с не покидающей лицо улыбкой протянул Бэстифар и прищурился. — Этот охотник для тебя стал ценным, не так ли? Чем, интересно мне знать, он тебя зацепил, что ты успел так быстро с ним подружиться? Видят боги, мне потребовалось больше времени, чтобы вызвать твое доверие.

Аркал говорил с усмешкой, и Мальстен никак не мог разобрать за нею, что за чувства движут малагорским принцем на самом деле. Подозрительность? Страх перед опасностью, которую представляет пленный охотник? Товарищеская ревность?