Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Мадлен ненавидела эти визиты. Единственным утешением ей служило то, что после этого он возвращался в свою спальню и оставлял ее одну на весь остаток ночи. Поэтому и не мог заметить ее волнения.
Ровно за две недели до Рождества, чудесным солнечным утром, Нэнси уложила саквояж своей хозяйки. В полдень Пете подогнал к крыльцу легкий крытый экипаж, который в случае необходимости мог защитить своих пассажирок от непогоды. Солнце к этому времени уже успело спрятаться за плотными облаками, и вот-вот собирался дождь. Мадлен совсем не хотелось
Когда они отъехали достаточно далеко от Резолюта, Мадлен забрала у Нэнси вожжи. Пете бежал слева от кареты. Так они добрались до пустынного перекрестка, где в своей двуколке их ждала бледная и встревоженная Эштон.
Пете взял лошадь, запряженную в двуколку, под уздцы и повел ее в сосны. Здесь неподалеку жил его друг, вольноотпущенный, и Пете собирался остаться у него на ночь, чтобы на следующий день встретить женщин у этого же перекрестка в назначенное время. Эштон стала рассказывать, как ей удалось ускользнуть из дому, выдумав какую-то несуществующую подругу, которую она якобы отправилась навестить. Мадлен слышала ее голос, но смысл слов до нее не доходил.
Все трое забрались в тесную карету. Эштон оказалась посередине. Мадлен видела, что девушке не нравится сидеть рядом с негритянкой, но деваться было некуда. Она взмахнула поводьями, и карета покатила дальше. Мадлен с тревогой поглядывала на небо, по которому неслись свинцово-серые тучи. Ей все больше и больше не нравилась вся эта затея. Хорошо хоть, что хижина тетушки Белле находилась в дальних болотах за пределами Резолюта и по грязным узким дорогам, ведущим туда, очень редко кто проезжал. Можно было надеяться, что по пути они никого не встретят, и уж наверняка их не увидит никто из знакомых.
Когда они миновали почти половину пути, небо почернело, поднялся ветер и пошел сильный дождь с градом. Дорогу, которая теперь шла вдоль мрачного болота, сразу развезло. Мадлен остановила лошадь.
Минут через десять дождь и град прекратились, ветер ослабел. Мадлен хлестнула лошадь вожжами, и они двинулись дальше, но не проехала карета и пятидесяти ярдов, как колесо застряло в колдобине.
– Все выходим, – приказала Мадлен.
Вдвоем с Нэнси они уперлись плечами в колесо, и вскоре оно стало поддаваться. Эштон все это время стояла рядом и наблюдала. А как только колесо высвободилось, Мадлен услышала звук, от которого ее пробрало ледяным холодом. К ним по дороге приближался всадник.
– Уйдите отсюда! Спрячьтесь вон там! – сказала она Эштон.
Эштон растерялась. Неужели Мадлен хотела, чтобы она погубила красивое платье, забираясь в мокрую грязную траву?
– Ну же, глупая девчонка! Скорее!
Мадлен подтолкнула ее. Всадник уже показался из-за поворота и сразу приостановил коня. В его крепкой фигуре и широкополой черной шляпе было что-то знакомое. Желудок Мадлен сжался. Она узнала этого человека. Узнает ли он ее?
– Мисс Мадлен, что вы тут делаете, так далеко от Резолюта,
– Просто появилось одно небольшое дело, мистер Смит.
– Здесь? Да здесь же никто не живет, кроме горстки невежественных ниггеров. Вы уверены, что не заблудились?
Мадлен покачала головой, но Смит явно все еще сомневался, неодобрительно глядя на Нэнси.
– Не слишком-то безопасно для белой женщины находиться в тех местах, где половина черного населения постоянно твердит о бунте. Не хотите, чтобы я сопроводил вас?
– Нет, спасибо. У нас все в порядке. Хорошего вам дня.
Явно обиженный ее отказом и сильно удивленный, Смит нахмурился, коснулся полей шляпы и поехал дальше.
Мадлен выждала минут пять, потом позвала Эштон. Сердце ее бешено колотилось. Теперь вся их тайна могла когда-нибудь выйти наружу. Но что случилось, то случилось. И раз уж ничего нельзя изменить, то оставалось только двигаться вперед.
Из ветхой хижины доносились громкие стоны Эштон, хотя ничего еще не произошло. Мадлен сидела на маленьком крылечке в старом кресле тетушки Белле Нин, измученная переживаниями этого ужасного дня.
Старая повитуха попыхивала трубкой, прислушиваясь к стонам своей пациентки.
– Как только все сделаем и она будет отдыхать, – сказала она, – мы положим для вас и Нэнси тюфяки в доме.
– Это было бы чудесно, тетушка Белле. Спасибо.
– Я хочу, чтобы вы знали. – Она ткнула в сторону Мадлен чубуком своей трубки. – Я ей помогаю только потому, что меня попросили вы. Эта девушка плохо обращается со своими людьми.
– Да, я знаю. Мы с ней не подруги, но я не могла не помочь ей. Ей просто не к кому было больше пойти.
– Только не привыкайте из-за таких, как она, рисковать своей шкурой. Она злая и испорченная, она недостойна даже подол вашей юбки целовать!
Мадлен устало улыбнулась. Тетушка Белле ушла в дом, закрыв за собой дверь. При виде повитухи Эштон застонала еще громче.
– Нэнси, – крикнула старуха, – возьми-ка вон ту бутыль с кукурузной водкой и влей ей в глотку немного! А вы, мисси, заткнитесь и лежите смирно, или живо отправитесь отсюда рожать своего ублюдка, хотите вы этого или нет.
Стоны Эштон смолкли. Мадлен снова села в кресло во дворе и попыталась расслабиться, но не смогла. Перед глазами у нее все время стояло лицо Уотта Смита, полное подозрений.
Когда на следующий день они ехали к перекрестку, Эштон несколько раз теряла сознание. У Мадлен появилось такое чувство, будто девушка притворяется, считая, что необходимо изображать именно такое состояние. Пете встретил их с двуколкой. Они усадили в нее Эштон и поехали домой. На прощание Эштон все-таки вспомнила, что следует улыбнуться и произнести хотя бы несколько слов благодарности.