Северная Аврора

Никитин Николай Николаевич

– А Фролов-то еще не взял Шенкурска!
– негромко заговорил он.
– Мы языка сегодня поймали. Под Высокой еще идет бой. Большой бой. Много орудий стреляют.

У старика шевельнулись брови. Яшка опустил голову.

– Горько мне, батя, - сказал он.
– Ты мне отец... Пойми ты меня...

– Вот и должен перед отцом ответ держать.

– Я перед партией, перед товарищами в ответе, батя!

– То-то и есть. Ты слушай, что народ говорит...

– Ладно!
– решительно сказал Яков.
– Шеговары я возьму.

Меня сейчас неудачи преследуют. Но будет и удача. Ты, батя, не сомневайся... Слово мое свято. Худого ты про меня не услышишь.

На этом разговор оборвался. Отец полез на печь, а Яшка устроился на лавке, подложив под себя тулуп. Он смертельно устал и заснул сразу, будто в воду камнем ушел.

Под утро его разбудили голоса под окном. Он привстал, подышал на замерзшее стекло, растер иней пальцами и посмотрел.

По улице кого-то вели. Неизвестный был в кубанке и в коротенькой рваной бекешке, отороченной по бортам черным барашком. Яков еще не успел сообразить, что случилось, как в избу застучали. Не надевая валенок, он бросился в сени. В избу с руганью и шумом ввалились люди из отряда. Они заговорили все разом:

– В полверсте от деревни поймали... Тебя ищет! Кто его душу знает? Может, ихний разведчик?..

Среди партизан стоял горбатый человек. Лицо у него было молодое. Он смело взглянул на Якова.

– Михаил?!
– вскрикнул Макин, подаваясь вперед, и вдруг остановился.

– Нечего сказать, хороша встреча!
– рассмеялся горбун.
– Старому другу не веришь? Не Каин ли?

Скорбные, глубокие глаза длинноволосого плечистого горбуна как-то противоречили смеху.

– Что ты, Миша!
– смутившись, пробормотал Яков.
– Садись, друг. А вы, ребята, идите...
– сказал он партизанам.

Отец Якова с печи покосился на пришельца.

– Мишуха!
– радостно закричал он, спускаясь с печки. Во... И кости целы? Ну, мать, ставь самовар. Мишуха ведь это, не признала, что ли?

Михаил Смыслов действительно был старым другом Якова Макина. Когда-то, еще до революции, деревенский паренек Смыслов, начитанный и довольно развитой, помогал Якову учиться.

Яков любил разговаривать с ним. Михаил много знал и невольно заражал Якова своей страстью к науке и книгам. Они читали вместе и подолгу беседовали о прочитанном. В восемнадцатом году Смыслов переселился в Шеговары.

Макин считал своего приятеля давно погибшим, а он вдруг объявился, да еще так неожиданно! Но пришлось ему, видать, плохо: лицо такое худое, что кажется прозрачным, глаза лихорадочно блестят...

– Искал я тебя, чертушку... Измучился, как собака!
– сказал Смыслов, когда они сели за стол.
– Слух-то про тебя идет по всей вселенной.

Яков потупился.

– Молодчага ты, хвалю! Знаю я, что ты делал налет на наши Шеговары...

– Да не вышло, - Яков махнул рукой.

Михаила старики усадили за стол. Смыслов долго рассказывал о своей жизни.

– Прямо

объявлю, товарищи-граждане, петля... Не мне одному, конечно, а всему населению. Всех большевиков и вообще свободомыслящих, как говорится, похватали сразу... В Шенкурск, в комендатуру. А там и на Мудьюг, говорят. Таков ихний порядок... Без просвета живем...

Он тряхнул длинными волосами.

– Нет, вру, Яков! Есть просвет... Я за тем и пришел. К тебе... Шестьдесят верст отмахал. Правда, и на подводе случалось ехать. Я по лесному промыслу начал работать... В конторщиках! Дак вроде командировочки у меня вышло. А то бы и не попасть. Но командировочку я сам схлопотал... Историю одну задумал. Как ты отнесешься?

Горбун лукаво улыбнулся:

– Есть, Яшенька, и у нас, в Шеговарах, боевая, славная молодежь. Всю зиму мы тайком собирались, обсуждали положение... И оружие есть, крепко спрятанное. Еще с восемнадцатого года. В дело пустить хотим... Сейчас как раз подходящий момент. Бьют их наши-то... Слыхал ведь, поди?

– Знаю.

– Ну, так и в Шеговарах надо скорее кончать. Надо нам сговориться с тобой, Яша. Оружие имеется. Ребята хорошие, самоотверженные. Давай налет в одночасье делать... Мы с тылу, а ты с фронту.

– Это надо обмозговать, Миша. Сразу не решишь.

– Ну, это известно... А кто сказал, что сразу? Мозгуй... А народ верный. Уж за это ручаюсь. Шеговарский гарнизон - всего сто человек. Тут, коли умно обдумать дело... подпереть во-время да нажать там, где у них слаба гайка... побьем, Яша! Ей богу, побьем.

– Да кушай ты, Мишуха!
– сказал старик.

– Спасибо, папаша. Я кушаю...

– Ты, Яшка, борешься... Эх, завидовал я тебе! А то под их властью чувствуешь себя последней скотиной. Башка тупеет. И кажется, что не выдержишь. Нищета, голод... Молодежь ищет выхода... Да и не только молодежь...

Недоверие, которое промелькнуло в голове у Якова, давным-давно рассеялось. Смыслов был паренек серьезный, и, действительно, задуманное им дело могло оказаться удачным.

– Добро ты задумал, Миша, добро...
– сказал Яков.
– А что бы ты делал, коли меня не застал?

– Надо было рисковать. Тебя ждут в Шеговарах.

– Уж и ждут, - проворчал старик, в глубине души довольный за Якова.

– Ждут, папаша, не вру... Я до некоторой степени могу считать себя посланцем народа.

– Да, это-то - дело понятное, - соглашаясь, проговорил старик.
– К примеру, возьми Коскары! Ни один мужик не выдаст, что здесь Яшка бывает.

– Народ измучился, отец, - сказал Смыслов.
– Народ с нетерпением ждет той минуты, когда власть этих извергов будет сброшена...

Командование Важской колонны еще несколько раз предпринимало атаки на Высокую гору. Бойцы дважды врывались в деревню, но закрепиться в ней так и не удалось. Американцы по-прежнему удерживали за собой эту ключевую позицию на подступах к Шенкурску.