Северная Аврора
Шрифт:
– Долго, - невольно улыбнувшись, ответил Андрей.
– Года три-четыре, не меньше. Но ведь сейчас вообще не до ученья.
– Чего же так?
– Ну, как чего?.. Сама понимаешь, какое сейчас время. Все нарушилось, вся обычная жизнь.
– И голова не варит?
– наморщив брови, серьезно спросила Любка.
Андрей рассмеялся:
– Нет, варит... Только я сейчас и думать не могу о своей науке.
– Ишь ты, - пробормотала Любка.
– А ты расскажи-ка, о чем думаешь?
Не дождавшись его ответа, она встала, положила
– Пойдем. Скучно сидеть...
Они вошли в густой ольшаник и пошли по тропинке, точно по зеленому коридору. Пахло влагой.
– Скучно мне, - сказала она.
– Неужели так и пройдет моя жизнь возле затона? Болота да избы. Страсть, как хочется в Питере побывать. Громада, говорят, гранит да камни. И будто есть дворец, у самой реки, на балкон Ленин выходит...
– Это было в семнадцатом году, перед восстанием, - горячо заговорил Андрей.
– Отовсюду, со всего города, рабочие приходили к особняку Кшесинской. Ильич с ними говорил. Я тоже там бывал, тоже слушал Ленина.
– Значит, правда!
– лицо у Любы оживилось.
– Николка мой баял, да я не особенно верила... Он будто сказку баял.
– А мужа ты все-таки вспоминаешь?
– после небольшой паузы спросил Андрей.
– Любила его?
– А как же? Только позабывать нынче стала... Прожили-то без году неделю.
– Любка задумалась.
– Мы с Николкой после войны собирались по рекам скитаться. У нас реки жемчужные. Было время, старики жемчугом промышляли. Вот и мы думали жемчуг искать... Только все это тоже сказки! Нет, в городе лучше жить, - неожиданно для Андрея прибавила она.
– А чем же здесь плохо?
– спросил Андрей.
– Здесь?
Словно недовольная чем-то, Любка закусила бахрому на конце платка, потом выпустила ее из зубов.
– Здесь?
– тихо повторила она.
– Здесь плохо. Живешь, как на блюдечке. Что это за жизнь?
– А ты разве жила в городе?
– Конечно, жила... Я-то ведь вологодская сирота...
– она фыркнула.
– Я до Николки на кожевенном заводе работала. Видал в Вологде? Завод не маленький...
В глазах Любки, в дрожащих ее ресницах.на маленьких губах опять появилась улыбка. Сдерживая внезапно охватившее его волнение, Андрей встал и посмотрел на часы.
– Не пора ли домой?
– спросил он.
– Домой? Ишь ты... Сам звал на Онегу... Бесил, бесил, а теперь голову повесил?
– Любка засмеялась.
– Вот блажной!
Где-то вблизи зашлепали по воде весла. Из тумана послышались голоса.
– Кто там торбает, рачий царь?
– закричала Любка.
– Эй, выходи!
Все на реке затихло. Любка посмотрела на небо и вдруг опомнилась.
– Господи, ведь скотина уж давно пришла...
– быстро заговорила она. Мне домой надо. Да не осерчал ли ты за смехи мои? Ты не серчай, дружок. Я не в обиду, Андрюша... Ах ты, карандашик!
Она неожиданно обвила шею Андрея одной рукой, нагнулась и крепко поцеловала его прямо
– Вот так-то лучше...
– сказала она, улыбаясь.
– Люба, Люба моя...
– повторял Андрей, обнимая ее за плечи.
– Бегти надо... Пусти-ка, дружок... Ну, пусти теперь, ясно солнышко! прошептала Люба.
– Куда же ты, погоди немножко, - шептал Андрей, стараясь привлечь ее к себе.
– Пусти!
– властно сказала Любка, вырвалась из его рук и побежала к берегу.
– Люба!
– воскликнул Андрей. Она оглянулась и крикнула:
– Не ходи за мной!
Андрей остался один. Ему хотелось смеяться от радости, от необыкновенного, неизвестного ему до сих пор ощущения счастья. В эту минуту до него опять донесся звук шлепающих по воде весел. Из-за кустов ольхи выскользнула лодка. Прошуршав днищем о глину, она вонзилась в берег. Из лодки вышли Сергунько и Сенька-плотовщик. Они прошли мимо, не заметив Андрея.
"Неужели Валерий прав?..
– думал Андрей.
– Неужели так бывает в жизни? Нет, не верю! Все равно... Да, все равно, я люблю ее..."
Фролов приехал в Ческую ночью. Три дня он провел в Обозерской в связи с переездом туда штаба обороны. Вернувшись в отряд, комиссар узнал, что телеграф из города Онеги уже не отвечает двое суток.
– Раньше тоже перерывы бывали, Павел Игнатьевич... Линия частенько портится, - успокаивал его Драницын.
Фролов только что разбудил его, и ему до смерти не хотелось расставаться с постелью. Под черной сеткой, туго завязанной у Драницына на голове, виднелся неизменный прямой пробор.
– Сколько раз это уже случалось, - зевая, повторил он.
– Мало ли что когда случается, - недовольно возразил Фролов, Обстановка напряженная. Вы знаете, что было на архангельском берегу?
И комиссар рассказал, как две недели назад яхта "Горислава" шла по Белому морю и за несколько десятков верст от Архангельска, у пустынного берега, обнаружила морской буксирный пароход. После того как буксир не ответил на позывные, вооруженная группа советских моряков высадилась на берег. В результате за выступами берега был обнаружен и задержан небольшой английский отряд, человек пятнадцать, состоявший из солдат морской пехоты. Люди этого отряда принадлежали к экипажу английского крейсера "Аттентив".
– Мне говорили в штабе, - прибавил Фролов, - будто в этой схватке здорово показал себя Павлин Виноградов...
Наступило молчание.
– Щупают нас полегонечку, Павел Игнатьевич... Вот и все! Обычная история...
Пыльный и грязный, все еще не раздевшись с дороги, комиссар угрюмо сидел за столом. Его черная морская фуражка была сдвинута на висок. Он беспрерывно курил. В кадке с фикусом уже торчало несколько окурков.
– Вот что, - сказал Фролов.
– Вызовите Сергунько с несколькими разведчиками и приготовьте лошадей... Я сам поеду в Онегу. Все-таки надо узнать, в чем дело.