Северный богатырь. Живой мертвец(Романы)
Шрифт:
— Воевода говорит: не знаю!
Сосед пожал плечами.
— И мы, милостивец, не знаем. Приказчик его, Грудкин, бывает и торг ведет, а про хозяина молчит. Может, убег Василий Агафонович, — еще тише добавил он.
— За здравие царя-батюшки! — завопил чуть не в двадцать раз губной староста, хотел подняться и не мог.
Савелов выпил свою чару и осторожно вышел из-за стола. Пир делался все шумнее.
Воевода кричал:
— Я — Бельский! Наш род от Всеволода Большое Гнездо, а ты — кто? Смерд?
— Я —
Поднялся общий крик.
Савелов вышел из избы, сразу же очутился на шумной площади и, слегка покачиваясь от выпитого, пошел среди пьяного, шумливого народа. Одна дума занимала все его мысли, и он сам не понял, как очутился в кабаке за длинным столом, с чаркой в руке, с круглой сулеей перед носом.
Кругом люди неистовствовали. Свистел гудок, пели скверные песни, скоморохи играли в чехарду и один другому загибал салазки, а какие-то разгульные бабы звонким голосом выкрикивали: «лен-коноплю». Вдруг подле Савелова очутился безобразный, грязный оборванец с рыжей, лохматой головою и гнусливым голосом сказал:
— Не откажи убогому в доброй чарке!
— Пей! — ответил Савелов.
Рыжий не заставил повторять предложение и жадно придвинул к себе сулею.
— Пирожка бы подового…
— Спроси! — не глядя на него, ответил Савелов и продолжал сидеть, опустив голову на облокоченную руку, и все думал, каким путем повидать Пряхова.
— Прости на слове, господин, — вкрадчиво заговорил оборванец, — я твое горе знаю и ему пособить могу.
Савелов с удивлением оглянулся.
— Ты? — и потом сказал: — Какое мое горе, дурак?
— Может, обмолвился я не тем словом, — снова загнусил оборванец, — а ведомо мне, что ты купца Пряхова ищешь, а где тот купец таится, мне тоже ведомо.
Савелов вздрогнул и повернулся к оборванцу так стремительно, что тот даже откачнулся.
— Где? Сказывай! На тебе рубль серебра! Еще дам… Где?
Оборванец оторопел, но все же успел схватить монету и быстро сунул ее в одну из дыр своих лохмотьев. Потом он придвинулся ближе к Савелову и спросил:
— А сколько дашь? Дашь десять рублей?
— Дам! — быстро ответил Савелов.
Оборванец радостно рассмеялся.
— Вот люблю! Настоящий господин! Я тебе ножки поцелую, не то что Пряхова доставлю. Его разом! Чик — и он! Агафошка тебе услужит! Да я… тебе!
— Где же он? Как найти его?
— Тсс!.. — сказал прищуриваясь Агафошка, — его так-то голыми руками никак нельзя. Его с воинами надоть, с солдатами! Во!..
Савелов оторопел.
— Что ты брешешь?
— Брешет собака, господин мой, а Агафошка человечьей речью разговаривает, — произнес он наставительно.
— Суди сам, — и, придвинувшись, Агафошка стал говорить Савелову шепотом, — Пряхов-то старовером был. Как его сын к царю пошел на службу, так он и смирился… вот! А староверы про то дознали, сманили его
Савелов сразу протрезвел и впился горящим взором в подлое лицо Агафошки.
— Ну, ну!
— Он через меня воеводе жаловался, а те воеводу купили. Воевода мне горячих всыпал, и вся недолга, а про него словно и не слыхал.
«Так вот она, тайна!» — подумал Савелов и ударил кулаком по столу, а затем вскочил и, как безумный, бросился из кабака.
— Денежки мои! — закричал целовальник.
— Небось, не пропадут! — крикнул ему Агафошка и бросился вслед за Савеловым. Он едва догнал последнего и ухватил за рукав. — Куда ты, господин?
— К нему… к воеводе! Я ему всю бороду выдеру! Царю донесу! Он ему спасибо не скажет! Я ему!..
Перепуганный Агафошка загородил ему дорогу.
— Что ты! Что ты! — заговорил он, — и купца не выручишь, и дело испортишь. Воевода шепнет, а староверы-то этого Пряхова еще дальше повезут и всех…
— Что же делать? — растерянно спросил Савелов, которого отрезвили слова Агафошки: ведь, правда, этот воевода все может сделать, если уж за деньги продал человека.
— А ты вот что! — Агафошка приблизил свое лицо к Савелову и, дыша на него водкой, стал говорить: — Спроси у воеводы солдат. Скажи, что крамолу сыскал, а что и где — не сказывай! Я тебе дорогу укажу, и мы скит весь заберем, и Пряхова освободим. Вот! А там воевода чеши бороду потом!
Савелов кивнул головою. Его лицо просветлело. Он не только возьмет свою Катю, но явится для нее и ее отца спасителем! Погоди же, корыстный воевода! Будет тебе!
— Ладно, — сказал он, — так и сделаю! Сколько солдат?
— Да ежели полсорока…
— Двадцать? Будет двадцать! Жди меня завтра вечером в кабаке. Я с солдатами приду!
— Там, господин, ты за вино не заплатил.
— За вино? Заплати ты! На!
Савелов дал Агафошке деньги и тихо побрел к дому воеводы, радуясь счастливому случаю, вдруг пришедшему ему на помощь.
А оборванец вприпрыжку бежал назад к кабаку и бормотал:
«Молодец, Агафошка! Теперь и за Пряхова получишь, и за скит, и воеводе взгреют спину! Не потакай ворам! Поди, выпей, Агафошка, за чужие денежки!.. Гуляй, душа!»
XXVIII
Переполох
Девушки с криком вбежали в избу, в то время как Василий Агафонович тихо спустился по лесенке из своей горницы.
— Что такое, что за шум? — тревожно спросил он.
Катя бросилась к нему и, еще дрожа от страха, крепко обняла его.
Страх охватил и Пряхова.
— Что такое стряслось? — повторил он.
Ольга оправилась первая и заговорила:
— Гуляли мы в лесу, а к нам человек пристал… и человек этот — Агафошка Лохматый, что тебя оговорил.