Северный богатырь. Живой мертвец(Романы)
Шрифт:
— А никакой хитрости! Он сейчас выйдет, к вам подойдет, вы и скажете.
И, действительно, почти тотчас распахнулась внутренняя дверь, и в зал вошел Архаров в сопровождении адъютанта, своего неизменного спутника, пруссака Гессе.
Когда император назначал Архарова, тот оговорился, что совершенно забыл военное дело.
— Ну, я дам тебе знающего! — сказал государь и назначил ему в помощники полковника Гессе.
Тот забрал в свои руки всю военную часть и действительно так повел свое дело, что собранный им из разных полков батальон
Затянутый в мундир, сухой и высокий, с бесстрастным лицом, Гессе выступал подле Архарова журавлиным шагом, словно на параде. Сзади них, вытянувшись и боясь сделать неосторожное движение, шагал адъютант и среди них толстый и коротенький Архаров с веселым лицом производил впечатление живого человека среди восковых фигур. Все с улыбкой смотрели на него и развеселились, когда услышали его сиповатый голос:
— А, старушка Божья! По какой нужде? Ась?
— Милостивец ты мой, — заголосила старушка, — вызволи! Кварташка совсем жить не дает. Вишь, понравилась ему моя Буренка, так дай ему! Так и цепится.
— Ладно, ладно! Бумага при тебе? Здесь? Ну, отдай ее вот ему! — и обер-полицеймейстер пошел далее.
Собственно трудных дел или каких-либо кляузных он никогда не решал, предпочитая сдавать их в свою канцелярию, но каждого просителя обнадеживал ласковым словом.
— А тебе, сударь мой, какая нужда? — спросил он у Брыкова.
— Секретное дело, — ответил он поклонившись, — желал бы с глазу на глаз!
Архаров с любопытством взглянул на него и, увидев на его лице напряженное ожидание, тотчас согласился.
— Ну, ну, подожди немного! — сказал он и стал обходить других просителей.
Зал мало-помалу пустел. Архаров спросил последнего и ушел во внутренние покои. Брыков в унылом ожидании прислонился к стене, но подошедший к нему адъютант вскоре попросил его к генералу. Брыков вошел в обширный кабинет. Архаров, расстегнув сюртук, махал руками, чтобы размять затекшие члены.
— А! Ты, сударь! Фу, фу! Ну, и умаялся я нынче! Сколько народа этого! Дела! Ну, какой у тебя секрет?
Брыков изложил свое дело и почтительно замолчал. Архаров выслушал, и вдруг его лицо расплылось в улыбку.
— Ха-ха-ха, — засмеялся он, — выморочный, значит! Жив и будто мертв! Вот потеха-то! Как же так Антон Кузьмич ошибся?
— Был введен в заблуждение оговором.
— Так. Ну, и что же теперь?
— Я желал вступить в службу, — сказал Брыков, — да полковник не принимает.
— Как же это он может?
В это время в беседу вступился Гессе, до того времени молча стоявший у письменного стола.
— Полковник, — сказал он ломаным русским языком, — ничего не могит здесь делайт. Они умерль.
— Брось, — остановил Архаров, — видишь, что жив.
— И умерль! — повторил с ударением Гессе. — Господа офисер исключаются из списков только императорским приказом. Императорски слово — закон. Император подписал умерль — и, значит, умерль!
Архаров остановился посреди комнаты и переводил взгляды с Брыкова на своего Гессе и обратно. Когда он смотрел на Брыкова, его лицо выражало сожаление, когда на Гессе — удивление. Наконец он покачал головой, развел руками и воскликнул:
— Вот так штука! А ведь Густав Карлович прав! Царское слово — закон! Что же делать ему? — обратился он к Гессе. — Присоветуй!
— Просить царя, — ответил Гессе. — Ви подавайт просьбу через полковник, а он пусть говорит. Государь будет взад ехать скоро.
— Вот-вот! — обрадовался Архаров. — Я тоже скажу, ежели к слову будет. Государь много что через полтора месяца назад будет, а до тех пор я уж тебе позволю: живи, как мертвый!.. — и он засмеялся, отпуская Брыкова.
Семен Павлович пошел к шефу и рассказал про беседу с Архаровым.
— Ну, вот это — дело, — решил полковник. — Пишите, а я доложу.
Брыков утомился и зашел к Ермолину. На этот раз последний был один, а потому мог внимательно выслушать сообщение приятеля о визите к Архарову.
— Плохо твое дело! — сказал он, пуская клубы дыма из длиннейшего чубука, — и, знаешь, я тебе по дружбе скажу: всю эту штуку тебе Митька подстроил.
— Дмитрий? — с изумлением воскликнул Брыков. — Да ему зачем?
— А наследство?
Брыков вспомнил поведение брата и побледнел. Господи, да неужели он хотел лишить его жизни? Нет, он — не такой злодей!
— Вот увидишь еще! — сказал Ермолин. — Ты знаешь, он по болезни в отставку подает?
— Да ну?
— Вот тебе и ну! Уедет к тебе в именье и заживет.
— Да я-то еще жив!
— Жив, да не жив!
Семен Павлович вне себя поспешил домой.
А в это время Дмитрий сидел в своей гостиной, уставленной мебелью брата, и, сося мундштук, беседовал с подьячим из гражданской палаты, Дмитрием Авдеевым Вороновым. Невысокого роста, почти без талии, с лицом, на котором искрились маленькие свиные глазки и краснел вздернутый нос, Воронов стоял перед хозяином полусогнувшись и подлой улыбкой обнажал гнилые зубы. В Москве он слыл за умную каналью, способную запутать и распутать любой узел. Члены палаты зачастую звали его и спрашивали: «Ну, как тут делать, по-твоему?» — и он помогал им в их решениях, не забывая и себя, и медленно, неуклонно из поповичей пробираясь в служилое дворянство.
— Мне бы только исправником где-нибудь стать! — говорил он с вожделенным вздохом.
Теперь Дмитрий Брыков вызвал его к себе на совет, внимательно слушал его вкрадчивую речь, и по мере слов подьячего его лицо прояснялось, и он все веселее и веселее кивал головой.
— Так, по-твоему, выгорит?..
— Беспременно-с! Раз руки нет…
— И теперь шиш?..
— Хи-хи-хи. Обязательно!
— Ну, смотри, чернильная душа! — весело сказал Брыков. — Вот тебе теперь десять рублей. Выгорит мое дело — еще сто дам, а не выгорит, ну, тоже на орехи получишь!