Северный богатырь. Живой мертвец(Романы)
Шрифт:
— Ну, ты клок этот уничтожь! — сказал ему Башилов, оглядев его статский костюм. — У нас он строго воспрещен!
Брыков торопливо зачесал спущенный на лоб волос.
— Теперь ладно! Идем! Бери деньги, — сказал Башилов и прибавил: — И забавный же ты в этой одежде! Словно приказный какой!
Они вышли. Прямо из ворот открывалась Конная площадь и на ней самую середину занимал высокий эшафот.
— Часто? — спросил Брыков, кивая на это мрачное сооружение.
— Каждый день! — ответил Башилов. — Смертных казней нет, а так,
— А красоты в городе нет!
— Дура голова! Мы еще до города не дошли! Вот подожди, увидишь Невскую перспективу, Гостиный двор, дворец!..
Они шли через огород, вышли на нынешний Загородный проспект и шли, осторожно ступая по узким тропинкам, протоптанным по грязи. Справа и слева виднелись деревянные дома, окруженные то огородами, то садами. По дороге стали попадаться прохожие и извозчики, изредка проезжал собственный экипаж, и Башилов тотчас говорил, кто проехал.
— Откуда ты узнал всех?
— Эх, — ответил Башилов, — московская, братец мой, привычка. Всех знаю! Ну, вот и Невский.
Они вышли на Невскую перспективу, и Башилов показал приятелю Аничкин мост, в то время деревянный, окрашенный в зеленую краску. Справа и слева стояли дома, перемежаясь с садами. Широкая улица, с двух сторон осененная густыми деревьями, шум движения по ней прохожих и экипажей, крики торговцев, длинное здание Гостиного двора и в конце высокий шпиль Адмиралтейства очень понравились Брыкову.
— Барин, пожалте! Подвезу! — предложил лихо подкативший извозчик.
— Садись! — сказал Брыков.
— Мы не имеем права! — махнул рукой Башилов. — Пойдем лучше! — и они пошли по улице, причем Башилов то и дело раскланивался со знакомыми.
Вдруг на улице произошло волнение.
— Смотри, смотри! — сказал Брыков.
Посреди улицы остановилась карета, из нее вышла богато одетая дама и стала в грязь ногами.
— Тсс! — прошипел Башилов. — На колени! — и сам вытянулся так, словно хотел дотянуться до неба.
Семен Павлович оглянулся и торопливо опустился на колени. Посреди улицы на своем Помпоне колыхающейся рысью ехал император. Брыков смотрел ему вслед, пока он не скрылся, и поднялся с колен.
— Это он к Лопухиной поехал, оттуда на постройку дворца, а потом домой и опять к ней чай пить! — пояснил Башилов.
Движение возобновилось снова.
Друзья прошли на Неву, где по набережной катились нарядные экипажи, запряженные богатыми конями, и Башилов с гордостью называл Семену Павловичу всех знатных владельцев.
— Это — Зубов, — сказал он, указывая на красивого всадника. — Он думал, что его император ушлет Бог весть куда, а государь приблизил его и, слышь, Кутайсов за него дочь выдает.
— А вот братья Орловы, а вон Растопчин едет. Государь его так и осыпает всякими милостями! Ну, а теперь вот сенат, площадь, вот памятник, это покойная императрица Петру поставила, а вот и аглицкий трактир. Зайдем!
Они вошли в низкие комнаты нижнего этажа и сразу очутились в тусклой атмосфере табачного дыма. У прилавка суетился человек в белом колпаке, за отдельными столиками сидели группы мужчин, прислуживающие проворно ныряли в толпе и среди общего шума из соседней комнаты раздавался сухой стук бильярдных шаров.
— Пойдем туда! — сказал Башилов.
На узких диванах, вдоль стен, сидели мужчины с длинными чубуками в руках и оценивали удары игроков, игравших на двух бильярдах.
— А, Башилов! — закричал один из сидевших, и этот возглас подхватили другой, третий.
Капитан начал оживленно здороваться то с одним, то с другим, а потом бойко закричал:
— Гарсон! Два пунша и две трубки! Брыков, садись!
Семен Павлович подошел и скоро познакомился со всеми.
Эти были офицеры: кто семеновского, кто измайловского, кто гатчинского полка, пешие, конные и артиллеристы.
— А где вечером?
— У Грекова! У него карты!
— Башилов, держи мазу за Ефремова, а я за Сивкова!
— Врешь! Сивков играет куда лучше! Хочешь, я за Сивкова!
— Валяй!
Брыков смотрел и дивился на беспечную жизнь этих офицеров. Что же говорят про суровую дисциплину? Да в Москве и похожего на это нет. Правда, в квартире кутят, так ведь это у себя дома.
— Выиграл! — закричал Башилов. — Давай два золотых! Спасибо, Сивков! Ну, Брыков, плати и едем!
Он кивнул всем и быстро прошел в соседнюю комнату. Семен Павлович расплатился и пошел следом за ним.
XVII
Кутеж и похмелье
— Славные ребята, — говорил по дороге Башилов, — только прижимистый народ. Ах, да вот увидишь!
— А далеко это? — спросил Семен Павлович, чувствуя уже некоторую усталость.
— Близко! Почти рукой подать! Сейчас по Фонтанной и к Обуховскому мосту.
— Берегись! — раздалось вдруг над их ухом, и Брыков едва успел посторониться, как мимо них промчалась линейка; в ней сидел какой-то военный.
— Ишь, каналья! — проворчал Башилов.
— Кто это?
— Чулков! — ответил Башилов — Вроде как полицеймейстер. Все знает!.. Недавно один офицер у нас подпил, да и начал хвастать, что государь его адъютантом сделает. И что же? На другой день в приказе: за хвастовство на две недели на гауптвахту! Вот и про тебя вскоре узнает!
— Я ведь не по своему виду. Я — как дворовый Ермолина!
— Фью! — свистнул Башилов, — смотри, не влетел бы! Тогда и я с тобою!..
— Да ведь по моему виду совсем нельзя. Суди сам: выбывший из полка за смертью! Никто не поверит, что это и есть я!