Сеятели смерти. Задание — Токио
Шрифт:
— Прошу вас, подождите одну минуту.
И вышел.
Даррелл обвел глазами комнату. Несмотря на мерцающие в хибати угли, в воздухе ощущалась сырость. Даррелл посмотрел в окно. Такси по-прежнему стояло
в закоулке. Поднявшись на ноги, Даррелл подошел к стене с развешанным оружием. Интересно, подумал он, установлена ли здесь телекамера? На пустом столе не было ни пылинки. Судя по всему, майор Яматоя был редким гостем в своем кабинете.
— Даррелл-сан? Пойдемте со мной, пожалуйста.
— Я арестован?
— Нет, — улыбнулся Яматоя. — После того, как мои люди увезли вас из вашего… так сказать, магазина,
— Он болен? — спросил Даррелл. — Или ранен?
— Нет, ему только немного намяли бока. Он пытался удрать. Нам пришлось скрутить его, доставить сюда и допросить. Впрочем, отвечать он отказался наотрез. Сомневаюсь, чтобы он обладал хоть мало-мальски ценными для вас сведениями. Он готов говорить только про исчезнувшую мисс Камуру. Правда, и на ее счет он пребывает в таком же неведении, как и мы.
Яматоя и Даррелл пересекли маленький японский сад и вошли через массивные стальные двери в соседнее здание, в котором размещалась тюрьма. Как и во всех тюрьмах мира, здесь стоял устойчивый запах пота, мочи и рвоты. Запах человеческого горя и унижения.
Билла Черчилля содержали в подвале, в четвертой камере от лестницы со щербатыми каменными ступеньками. Камера ярко освещалась, и Дарреллу сразу бросились в глаза синяки, ссадины, порванная одежда и кровь, запекшаяся в уголке рта Билла. Яматоя-Фтомкнул дверь и пропустил Даррелла в камеру со словами:
— То, что вы видите, — последствия его неразумного поведения. Мало того, что Черчилль-сан оказал сопротивление моим сотрудникам, так он еще норовил прорваться за колючую проволоку.
— Какую проволоку? — нахмурился Даррелл.
— Я имею в виду проволочное заграждение вокруг Хатасимы. Там, как вам наверняка известно, установлен жесточайший карантин.
Даррелл потряс Билла Черчилля за плечо. Долговязый молодой человек открыл глаза. Прищурившись из-за яркого света, он недоуменно заморгал, потом со стоном присел и потряс головой. Прикоснувшись к сгустку крови в углу рта, он посмотрел на майора Яматою, а потом медленно перевел взгляд на Даррелла. Его лицо просветлело.
— Сэм? Каджун!
— Йо, — кивнул Даррелл.
— Значит, я в Токио?
— Да. Я отвезу тебя домой и приведу врача.
— Мне не нужен врач. Послушай, Йоко…
— Потом, Билл. Тебя выпускают под мое поручительство. Ты сможешь идти?
— Я цел и относительно невредим, — сказал Билл и поморщился.
Они дружили с давних пор. Вместе учились в Йельском университете. Билл специализировался в области архитектуры, тогда как Даррелл изучал юриспруденцию. Они вместе ходили на свидания с девушками, посещали концерты бостонского симфонического оркестра, валялись летом на травке, напивались и дебоширили в барах, ссорились и смеялись, lb потом— расстались на целых пятнадцать лет. Черчилль сделался модным архитектором — он спроектировал несколько известнейших офисных зданий и множество жилых домов. Год назад одна крупная японская фирма пригласила его поработать в Иокогаме… По просьбе Эла Чарльза, возглавлявшего токийское отделение секции «К», Черчилль
— Извини, — пробормотал Билл. — Местные полицейские, похоже, отделали меня по первое число.
— Ты сам напросился, — сказал Даррелл. — Пошли.
Черчилль встал и покачнулся. Он был высоченного роста, худой и жилистый, с голубыми глазами и приятным лицом, словом, обладал располагающей внешностью. Непослушные вихрастые волосы придавали ему мальчишеский вид. Впрочем, сейчас он выглядел жалким и потрясенным.
— Йоко… — снова начал он.
— Позже, — повторил Даррелл.
— Они сказали мне, что Лоусон и Мока мертвы.
— Да, это так и есть.
— О Господи, — прошептал Черчилль.
У выхода из тюрьмы их уже поджидали мисс Прюитт и Синье. Дождь по-прежнему не унимался. У тротуара стоял черный «шевроле», на котором ездил Синье. Даррелл помог плохо державшемуся на ногах Биллу забраться в машину.
— Надеюсь, вы не сердитесь, что я за вами приехала? — спросила мисс Прюитт.
— Нет. Биллу нужна медицинская помощь.
— Я готова. Я — дипломированная медсестра.
Даррелл удивленно вскинул голову.
— Отлично. Это весьма кстати.
Капельки дождя стекали по ее лицу. Дарреллу показалось, что даже несмотря на строгий вид, мисс Прюитт выглядит прехорошенькой.
— Плохо дело? — спросила она. — Я имею в виду Хатасиму.
— Очень плохо, — кивнул Даррелл. — И ухудшается с каждой минутой.
Глава 6
Билл Черчилль жил в современном европейского стиля здании, возведенном близ Т-авеню, в районе, в котором прежде располагалась американская оккупационная зона. Пока Даррелл с мисс Прюитт укладывали обессилевшего Черчилля в постель, Синье остался внизу в машине. Из окна небольшой квартиры открывался изумительный вид на неоновое море огней ночного Токио, на переливающуюся разноцветными искорками Гиндзу, на усыпанную мерцающими звездами токийскую телебашню, на скрывающиеся за горизонтом огни крупнейшего в мире города.
Лиз сняла кожаную наплечную сумку и с ловкостью фокусника извлекла на свет божий аптечку, шприц и ампулу демерола. Без тени смущения она помогла Дарреллу раздеть находившегося в полузабытьи Черчилля, длинные ноги которого беспомощно болтались, словно паучьи лапки. Долговязый архитектор бессвязно лопотал себе поlb нос.
— Иоко, — вырвалось у него. — О, нет. Йоко!
— Успокойся, — сказал Даррелл.
— Не могу, Каджун. Она не могла умереть — слышишь? Я все время следил за ними сверху, из рекуна. Глаз не сводил. Это правда— люди и в самом деле умирают за этой колючей проволокой, как лабораторные крысы. Вся деревня обречена. Нет никакой надежды. А Йоко оказалась там в ловушке, вместе с ними.
— Майор Яматоя полагает, что ей удалось сбежать.
— Не знаю. Мы уговорились встретиться у проволочного заграждения. Вчера она чувствовала себя вполне нормально. Она ничего не опасалась. Жаль, что ты с ней не знаком, Сэм. Она — удивительный человек. Честная. Отзывчивая. Добрая. Мы уже договорились, что я останусь жить в Японии. Мы решили, что поженимся. Она не знала, выдержу ли я, но я люблю ее, Каджун. Она… она жива, я знаю. Чувствую. Помоги мне найти ее, Сэм. Спаси ее. Достань противоядие. Хоть что-нибудь. Почему мы ничего не делаем?