Сейчас и на земле. Преступление. Побег

Томпсон Джим

Все было так скверно. Все, казалось, стало настолько по-другому: она, Док — все! Но теперь все скверное ушло, ошибки и недоразумения были отметены или отодвинуты в сторону. И Док был именно тем Доком, о котором она мечтала и к которому стремилась в течение последних четырех лет.

Облегчение охватило ее. Облегчение и благодарность за то, что ее оттащили от роковой черты, когда чаша ее терпения уже готова была переполниться. Она тонула, распадалась изнутри, а Док спас ее и снова сделал ее единым целым. Импульсивно она протянула руку и стиснула его ладонь.

— Док, — сказала она. — Окажи мне услугу.

— Практически любую. — Док тут же проникся

ее настроением.

— Если я когда-нибудь опять стану вести себя как последняя паршивка, пни меня хорошенько в задницу.

Док сказал, что вначале он прикинет, а не будет ли перелома: у него очень хрупкие ноги. Потом он засмеялся и засмеялась она. И трясущийся в такт поезду покойник, казалось, тоже смеется.

Когда они сошли с поезда, Док, улыбаясь, помахал на прощанье в сторону окна, потом сообщил кондуктору, что с его другом все замечательно.

— Я дал ему аспирин, и он еще поспит какое-то время. Все, что ему нужно, — это отдых и покой.

Кондуктор сказал, что нет никаких причин, по которым джентльмен бы их не получил.

— Если это зависит от меня, то он может спать хоть до Судного дня!

Док поблагодарил его за любезность и сердечно пожал ему руку. Когда поезд отправился, кондуктор осмотрел банкнот, который получил во время рукопожатия. И, просияв от радости, говоря себе, что джентльмена сразу видать, он двинулся обратно. Его радостные размышления были внезапно прерваны убийственным для нервов требовательным выкриком: «Руки вверх!»

Обладатель голоса сидел пригнувшись между двумя креслами. Ему было лет семь, одет он был в ковбойский наряд и вооружен пулеметом.

— Что ты здесь делаешь? — возмутился кондуктор, у которого буквально волосы встали дыбом на голове. — Я уже раз пятнадцать говорил тебе, чтобы ты держался около своей ма...

— Тра-та-та! — закричал мальчик. — Ты — старый вонючий бука и я тебя сейчас пристрелю!

Он присел, нажал на спусковой крючок пулемета. Тот весьма натурально завибрировал, издавая лающий звук. Еще более натуральной была вода, струя которой ударила из его ствола и забрызгала перед накрахмаленной белой рубашки кондуктора. Кондуктор протянул руку, чтобы схватить мальчика, но тот убежал, кривляясь и смеясь, выкрикивая оскорбления, угрозы и наводя ужас на другие шесть вагонов, пока добирался до спасительного прибежища возле своей матери. Она отреагировала на жалобы его преследователя с игривым возмущением:

— О Господи! Столько шума из-за одного маленького мальчика! А что вы от него ждете — что он будет просто сидеть сложа руки?

Улыбаясь, она обвела взглядом пассажиров, ища у них поддержки. И не находила. Кондуктор сказал, что, как он надеется, мадам присмотрит за своим сыном, проследит, чтобы он немедленно прекратил свою шумную игру.

— Я серьезно говорю, мадам. Я настаиваю на этом. И не желаю, чтобы этот молодой человек снова оказался за пределами этого вагона.

— Но я просто не понимаю! — Женщина мило нахмурилась. — Что изменится, если бедный ребенок немного подвигается? Ведь он никому не причиняет вреда.

— Но вред могут причинить ему самому. И это, — мрачно добавил кондуктор, — вполне вероятно. И вы же первая станете жаловаться, если это случится.

Служитель удалился, заметив, что вот такие маленькие паршивцы и такие матери обеспечивают неопровержимыми аргументами защитников смертной казни. Тра-та-та! Он горько задумался. Ну кто он такой? Старый вонючий бука. Хотелось бы его пугануть!

Если бы только кондуктор мог заглянуть на несколько часов вперед...

но он, к счастью, был лишен этой возможности. И это было бы слишком тяжелым испытанием, учитывая его настроение, — видеть, как мальчика обласкали, назвав, пусть и на короткое время, мужественным, храбрым, умным, — словом, чуть ли не национальным героем.

А именно так оно и случилось.

Док Маккой имел в голове превосходную карту Соединенных Штатов, удивительно подробную и настолько часто обновляемую, насколько он был в состоянии это делать. Так что, сойдя с поезда, он навел тотчас справки о том ориентире, который помнил — хотя прошло десять лет с тех пор, как он бывал в этих местах. И, узнав, что он по-прежнему существует, они с Кэрол на такси отправились к этому месту. То была расположенная примерно милях в пяти, на автостраде, семейная придорожная закусочная, стоявшая на нескольких акрах лужайки для пикников. Они съели в заведении ленч; потом, прихватив несколько бутылок пива, поставили в сторонке столик для пикника и расположились на короткий привал, дожидаясь приближающихся сумерек.

До этого времени они не могли раздобыть машину — в любом случае было бы весьма неблагоразумно заниматься этим. И, учитывая то, каким способом они собирались ее раздобыть, ночное путешествие было предпочтительнее. На угнанной машине всегда спокойнее ехать ночью — при том условии, конечно, если о ее пропаже не заявлено и люди ведут себя не так настороженно. Резко снижается риск наткнуться на какого-нибудь мужлана, который знал владельца.

— И спешить особенно некуда, — отметил Док. — У меня предчувствие, что наш покойный попутчик проедет до самой десятичасовой остановки; никто не потревожит его, не станет будить. Даже если они до этого времени обнаружат причину столь долгого сна, это уже не будет иметь серьезного значения. О теле нужно будет сообщить куда следует. На это уйдет время, и этого нельзя сделать в какой-нибудь там захолустной деревеньке. Потом, есть еще версия кондуктора о застарелой травме шеи — прибавь сюда бюрократическую волокиту. — Он негромко рассмеялся. — Если я хоть немного разбираюсь в человеческой психологии, он будет клясться, что наш друг был жив и находился в добром здравии, когда мы его покинули.

Кэрол кивнула, засмеявшись вместе с ним. Это говорил прежний Док, ее Док. Ей хотелось от него большей теплоты и подбадриваний, и Док всеми силами старался ей это предоставить.

— Конечно, нас заподозрят в том, что мы повинны в смерти джентльмена, — продолжал он. — Когда-нибудь, скажем завтра, когда выяснится, что кондуктор чист, и будет точно установлено, что перелом шеи произошел скорее по чьему-то умыслу, а не в результате несчастного случая. Но кто мы такие? Что толку в наших приметах, если они не могут ими воспользоваться? Вот если бы что-то указывало на то, что мы ограбили банк, нас бы вычислили за пять минут. Почти настолько же быстро, насколько пачка фотокарточек людей, находящихся в розыске, может быть пропущена через сортирующее устройство.

— Этого, надеюсь, не случится, — твердо сказала Кэрол. — Так что давай не будем об этом говорить.

— Правильно, — сказал Док. — В этом нет никакого смысла. Но все-таки разумнее было съехать с автострады. Еще одна ночь — вот наибольший риск, который мы можем себе позволить.

— Ну, может быть, ты несколько преувеличиваешь. Нас не вычислят с помощью машины Бейнона, и мы улучшили наши шансы, совершив этот большой прыжок на север. Давай просто скажем, что железная дорога, похоже, самый лучший для нас вариант.