Сезанн. Жизнь
Шрифт:
«Ты пишешь, что очень опечален, – отвечал Золя в своем духе на другое письмо 1860 года. – Отвечу, что и я очень опечален, очень опечален. Это ветер столетья, проносящийся над нашими головами, и нам некого винить, кроме самих себя; виновато время, в которое мы живем». Затем – смена регистра:
Дальше ты говоришь, если я правильно понял, что ты себя не понимаешь. Не знаю, что ты имеешь в виду под словом «понимать». У меня с этим так: я разглядел в тебе огромную доброту души и богатое воображение – два высочайших качества, которым я отдаю дань. И этого довольно; с той минуты я всегда тебя понимал, ценил тебя. При всех твоих слабостях, при всех твоих заблуждениях, ты всегда будешь для меня таким, каким я тебя узнал. Не меняются только камни, которые никогда не отступают от своей каменной природы. Человек же – это целый мир; любой, кто пожелает проанализировать одного индивида за один день, угробит себя за этим делом. Человек непостижим, даже если знаешь самые сокровенные его мысли. Но что мне за дело до твоих явных противоречий! Я считал тебя хорошим человеком, хорошим поэтом и всегда буду повторять: «Я тебя понимал» {102} .
102
Золя – Сезанну, 25 марта 1860 г. Ibid. P. 88–89.
И несколько месяцев спустя:
Как потерпевший кораблекрушение цепляется за проплывающую доску, так я цепляюсь за тебя, старина Поль. Ты понимаешь меня, твой характер гармонирует с моим; я обрел друга и возблагодарил за это Небеса. Не раз я боялся тебя потерять, но теперь это невозможно. Мы слишком хорошо
103
Золя – Сезанну, 9 февраля и 25 июня 1860 г. Ibid. P. 81, 103.
Если это любовь, то тем неожиданнее выглядит признание в публичной форме. Напористое дополнение к сборнику эссе «Что мне ненавистно», вышедшее в 1866 году под названием «Мой Салон», завершалось письмом-посвящением «Моему другу Полю Сезанну»:
Лишь для тебя одного пишу я эти несколько страниц; я знаю: ты прочтешь их сердцем и завтра будешь любить меня еще сильней. ‹…› В своей жизни я вижу тебя бледным юношей из Мюссе. Ты – вся моя юность; я помню тебя в каждой своей радости, в каждой печали. Наши братские натуры развивались бок о бок. Сегодня, когда мы начинаем, мы верим друг в друга, ибо мы проникли друг в друга телом и душой {104} .
104
Золя – Сезанну, 20 мая 1866 г. Ibid. P. 148–149.
В качестве школьных призов Сезанн получал книги, в частности «Краткое описание современных путешествий, где изложены самые любопытные факты» Антуана Кайо (1834), «Прежде чем вступить в свет» Антуана Констана Сосеротта (1847) и «Красоты природы, или Беседы о естественной истории» аббата Ноэля Антуана Плюша (1844). После смерти художника его книги были распределены между членами семьи. Несколько школьных призов сохранила его сестра Мари; впоследствии они вернулись в мастерскую Сезанна {105} . Это единственное, что уцелело, от остальных книг из библиотеки Сезанна родственники так или иначе избавились. Соседи в Эксе поговаривали, что сразу после похорон мастерскую художника дочиста обобрали, не оставив ничего стоимостью больше пяти сантимов {106} . Похоже, частица правды в этих сплетнях имелась. Кое-какие детские книги Поля были возвращены, в том числе «История жизни и путешествий Христофора Колумба» Вашингтона Ирвинга (1828), вышедшая во французском переводе в 1846 году, а также драгоценный том с инскриптом матери под ее девичьей фамилией – «Инки, или Крушение Перуанской империи» Жана Франсуа Мармонтеля (1850). На задней странице обложки сохранилась цветистая подпись школьника и полустершийся рисунок или шарж, – возможно, это самый ранний из существующих карандашных портретов работы Поля Сезанна {107} . Предположительно на рисунке изображены его родители. «Всякий раз, как он пишет кого-нибудь из своих друзей, – говорил Валабрег, павший его жертвой несколько лет спустя, – создается впечатление, будто он мстит за какую-то скрытую обиду» {108} . Если это так, то мстить родителям он начал с детских лет.
105
Первый том Кайо надписан: «1er prix de version Latine 1854»; второй том – «Souvenir de jeunesse de C'ezanne trouv'e chez sa soeur Marie».
106
См.: Loran. C'ezanne’s Country // The Arts. P. 536. Автор собирал эти истории в Эксе в 1926–1929 гг. Джейн Варман подтверждает, что вдова и сын Сезанна вывезли произведения художника из мастерской в Лов в течение пяти недель после его смерти. Тем не менее в его доме в Эксе оставалось 29 картин маслом и 187 акварелей (и неизвестное число книг). Warman. Les Natures mortes… // Jas de Bouffan. P. 16.
107
Reff. Reproductions… // Gazette des beaux-arts. P. 307; Ely. The Studio… // Atelier C'ezanne. P. 108–109. В мастерской в Эксе также сохранился альбом, в котором содержатся рисунки в похожей манере.
108
Валабрег – Золя, 2 октября 1866 г. См.: R 99. Об опыте Валабрега см. гл. 4.
2. Le Papa
Портреты родителей Сезанн писал редко. А может быть, писал и уничтожал. Самоанализ идет рука об руку с самоцензурой. Где самоанализ, там и самоцензура. Фальстарты и неудачи отбраковываются первыми. По крайней мере один костер из негодных вещей Сезанн точно устроил, об этом вспоминал Сирил Ружье, его сосед по Эксу: в 1899 году Сезанн содрал с подрамников множество ранних работ и все сжег. По слухам, он велел своей экономке сжечь и остальные, что та охотно исполнила, и с особенной радостью – наброски обнаженной женской натуры. «Я не могу оставить это в семье. Что люди-то скажут?» {109} Сохранилось три парадных портрета отца и несколько этюдов и набросков. Эти изображения «виновника моих дней», как художник саркастично называл отца, обнаруживают несомненное фамильное сходство {110} . На портретах le papa – отец художника обычно запечатлен либо читающим, либо дремлющим; и он всегда (как и надлежит тому, кто выложил свой путь к успеху шляпами) предстает в каком-нибудь головном уборе.
109
Свидетельство Ружье см.: Charensol. Aix… // L’Art vivant. P. 8. В «Рассказах о Сезанне» («T'emoinage C'ezanne») этот случай упоминает Марсель Прованс со ссылкой на рассказ дочери мадам Деканье, владелицы винного магазина на площади Труа-Ормо, куда часто наведывалась экономка Сезанна. Ружье жил напротив Сезанна на улице Бульгон. Костер последовал за вынужденной продажей Жа-де-Буффана, см. гл. 11. Гаске также упоминает о (другом?) костре, на котором было сожжено тридцать работ.
110
Сезанн – Золя, 19 декабря 1878 г. C'ezanne. Correspondance. P. 224. Цит. по: Поль Сезанн. Переписка. Воспоминания современников. М., 1972.
Самый ранний из трех портретов изначально был написан на стене – образ домашнего божества – в большой гостиной в Жа-де-Буффане, поместье на подступах к Эксу, приобретенном отцом Сезанна в 1859 году за приличную сумму – 85 000 франков. Жа-де-Буффан хоть и стал для Сезанна с годами заветным убежищем, навсегда остался «отцовским домом». В 1859 году поместье находилось в плачевном состоянии. Городской дом Сезаннов продолжал служить главной резиденцией еще в течение нескольких лет. В свое время Сезанну позволили оккупировать одну из спален верхнего этажа и переоборудовать ее под мастерскую. В крыше прорубили высокое окно, обеспечившее доступ мягкого северного света ценой нарушения линии стрехи – либеральный жест со стороны деспотичного отца и в своем роде демонстрация заносчивой позиции «нравится – хорошо, нет – плакать не будем»: в узких пределах Экс-ан-Прованса внешний вид крыши служил показателем социального статуса, а количество слоев черепицы – индексом чистого дохода. Луи Огюст Сезанн был полной антитезой сэру Политику из пьесы Бена Джонсона «Вольпоне, или Хитрый лис».
Времена года. Весна (314 x 97 см). Лето (314 x 109 см). Осень (314 x 104 см). Зима (314 x 104 см). 1860–1861
Кроме
111
Шуточная подпись отсылает к «Юпитеру и Фетиде» (1811) Энгра в музее Гране в Эксе. Пуссен написал «Времена года» на два столетия раньше, в 1660–1664 гг.
112
Coquiot. Paul C'ezanne. P. 42. Вопреки этому свидетельству обнаженная фигура была мужской. Кокио не всегда надежен, но писал он по свежим следам, был довольно въедливым и потому мог верно передать отдельные детали.
Вся эта феерия, на- и внестенная, просуществовала там ровно столько, сколько и сам художник. В 1899 году, сразу после смерти его матери, Жа-де-Буффан был продан (это послужило поводом для сожжения картин). В 1907 году новый владелец поместья Луи Гранель предложил отделить картины от стен и передать в дар государству. Идея состояла в том, чтобы отправить их в Париж, в Люксембургский дворец. Столкнувшись с такой щедростью, генеральный директор национальных музеев, очевидно ничего не знавший ни о Сезанне, ни о его работах, дал указание директору музея Люксембургского дворца Леонсу Бенедиту посетить Жа-де-Буффан, осмотреть роспись и установить, следует ли принимать предложение Гранеля. Официальный отчет Бенедита являет собой шедевр жанра:
Жа-де-Буффан является собственным домом Сезанна, и означенные росписи задуманы как часть декоративной отделки. Все они фактически находятся в одном помещении – большой изысканной гостиной в стиле Людовика XIV, которая по сей день хранит кое-какие прелестные следы тех времен, когда эта недвижимость была загородным особняком, принадлежавшим маршалу де Виллару, – мраморный медальон с его портретом венчает дверной проем.
В конце, противоположном окнам, просторная гостиная завершается полукруглым альковом. Эту апсиду украшают пять высоких узких панно.
В центре – портрет сидящего мужчины в кепке и черном костюме, в профиль влево; написан практически двумя красками и выполнен в совершенно свирепой [farouche] манере. Это отец Сезанна.
По обе стороны от него расположены четыре панно, изображающие четыре времени года.
«Весну» символизирует молодая женщина в красном одеянии, спускающаяся по ступеням садовой лестницы и с цветочной гирляндой в руках. На заднем плане видна декоративная урна на фоне предрассветного неба с тональными переходами от розового к голубому.
«Лето» представляет собой сидящую женщину со снопом пшеницы на коленях и грудой фруктов, дынь, инжира и т. д. у ее ног.
«Осень» несет на голове корзину с фруктами, а «Зима» – женщина, сидящая ночью у костра под ненастным небом, кусок которого усыпан звездами.
Картины эти, исполненные неловкой и незрелой рукой, в условной манере, близкой скорее к безвкусным подражаниям в духе Леопольда Робера, нежели к современным так называемым импрессионистическим веяниям, были написаны на стене в ранний период. И художник, вероятно сам не питавший никаких иллюзий по поводу их ценности, что делает ему честь, с издевкой подписал их: «Энгр».
Справа от камина, на стене, противоположной входу, всю панель занимает sc`ene galante – галантная сцена в стиле Ланкре, но необычных размеров, являющаяся либо увеличением, либо интерпретацией некой старой гравюры. Человеческие фигуры в половину натуральной величины сидят под деревьями рядом с высоким пьедесталом, увенчанным женским бюстом. На переднем плане две фигуры, мужчина и женщина, очевидно, застыли в танцевальном па.
Слева от дверного проема гостиной, то есть напротив камина, на стене панель с великолепным пейзажем также в стиле XVIII века: могучие склонившиеся кедры с непомерно толстыми стволами написаны в духе декоративных задников Буше. В отдалении слева, на мрачном темном фоне, навязчиво выделяется мужской обнаженный торс, вид сзади, выполненный в откровенной манере.
Справа от этого дверного проема, на таком же зачерненном фоне, представлена религиозная сцена: Христос, склоняющийся над группой коленопреклоненных нищих; сцена написана явно под влиянием Эль Греко – в бело-серых тонах на черном фоне. Размером фигуры чуть меньше чем в натуральную величину. У нижнего края картины слева – две головы в натуральную величину: бородатый мужчина и женщина, никак не связанные с основной сценой. Справа – еще одна человеческая фигура, также в натуральную величину, в позе молящегося.
И наконец, под описанной выше галантной сценой изображена выразительная голова с длинными волосами, усами, клоком волос под нижней губой и маленькой бородкой – это портрет экского художника, убогого карлика по имени Амперер, с которого Сезанн написал еще несколько портретов – один был выставлен на последнем [1907] Осеннем салоне.
В дополнение к этой коллекции «декоративных украшений» я могу также упомянуть небольшое полотно в мастерской, расположенной на верхнем этаже виллы: на нем изображены вышедшие на прогулку женщины, одетые по моде Второй империи; сцена, видимо, скопирована с репродукции в какой-нибудь иллюстрированной газете.
За исключением этого последнего полотна, все картины написаны непосредственно на стенах. Но месье Гранель, чья щедрость не вызывает сомнений – ибо, по его словам, ему предлагали за «Времена года» весьма большую цену: 100 000 франков, – месье Гранель… предлагает отделить их от стен.
Я отсоветовал ему это делать. Ибо вынужден принять решение отнюдь не в пользу принятия столь щедрого дара. Я не хотел бы обсуждать здесь ни талант Сезанна, ни его творчество. И потом, разве он уже не представлен в Люксембургском дворце картинами, переданными туда по завещанию Кайботта?
Иными словами, я против этой затеи, но, вне зависимости от любого частного мнения о творчестве художника, нельзя отрицать, что представить его пустыми и банальными работами, которые сам он явно не принимал всерьез, – весьма сомнительный способ оказать ему честь {113} .
113
Отчет Бенедита, 25 ноября 1907 г. Mack. Paul C'ezanne. P. 145–147. Названия картин приводятся в порядке описания: «Портрет Луи Огюста Сезанна, отца художника» (R 95), «Времена года» (R 4–7), «Игра в прятки. Подражание Ланкре» (R 23), «Романтический пейзаж с рыбаками» (R 34–41), «Купальщик у скалы» (R 29), «Сошествие Христа в ад» (R 145, копия картины Себастьяно дель Пьомбо – даже Бенедит иногда ошибается), «Противоположности» (R 155), «Страдание» (R 146), «Портрет Ашиля Амперера» (R 141). Они были исполнены в разное время, согласно Ревалду – между 1860 и 1870 г., однако датировка отдельных работ в большинстве случаев весьма неточна, как отмечает и сам Ревалд. Жа-де-Буффан принадлежал не маршалу де Виллару, который во второй половине XVIII в. был генерал-губернатором Прованса, а нескольким поколениям семейства Трюфем, чей герб запечатлен в лепном декоре дома. Жозеф Жюльен Гаспар Трюфем в тот же период занимал пост военного инспектора, ведавшего рекрутским набором в Провансе, отсюда, вероятно, и путаница. См.: Boyer. The True Story… // Jas de Bouffan.
Так, спустя месяц после закрытия ретроспективы 1907 года, предложение было отвергнуто. Расчет времени был безупречен, а исход – предсказуем, ибо коварный змей месье Бенедит формально был прав: посмертный дар Кайботта включал пять картин Сезанна (из коих в 1896 году неблагодарное начальство скрепя сердце отобрало две). Бенедит собственноручно проставил их цену, сведя ее к десятой доле оценочной стоимости работ Дега, Писсарро и Сислея, не говоря уже о Мане, Моне и Ренуаре. Иными словами, месье Бенедит имел четкую позицию в отношении таланта и творчества Сезанна задолго до того, как переступил порог Жа-де-Буффана. Настенный Сезанн или внестенный – в музее ему делать нечего.