Сезон долгов
Шрифт:
– Несомненно. Это ваш долг. К тому же в ходе проверки вы, возможно, обнаружите много такого, что укрылось от моего взора, найдете новые улики, новых свидетелей. Начинать проверять и перепроверять можно уже сейчас. Показания госпожи Коноплянниковой написаны собственноручно, но, полагаю, для вас важно лично побеседовать с девушкой и задать ей какие-то дополнительные вопросы. Вы позволите ее пригласить? Я мог бы предложить вам свои услуги в качестве письмоводителя для составления протокола, но ежели желаете, мы с князем вас оставим, и вы побеседуете со свидетельницей с глазу на глаз.
– Благодарю вас, это не уйдет. С вашего позволения, я еще раз внимательно прочту показания девушки, записанные ею собственноручно.
Следователь достал из папки и развернул плотные голубые листы, исписанные аккуратным почерком прилежной гимназистки.
«Я, Вера Коноплянникова, дворянка, не
... сентября 1907 года я и моя приятельница Валентина Агапова сопровождали в поездке наших знакомых: купца второй гильдии Тиграна Ованесова и его приказчика Ашота. При посадке в поезд, еще в Петербурге, я обратила внимание на красивую молодую женщину, которую провожал высокий мужчина в кителе чиновника путей сообщения. Она сильно плакала, расставаясь с ним на вокзале, а потом вошла в наш вагон.
Дорогой я несколько раз сталкивалась с этой дамой в вагоне и успела хорошо ее рассмотреть. По предъявленной мне господином Колычевым фотографии княгини Веры Рахмановой я узнала ее и утверждаю, что дама в вагоне поезда и княгиня Рахманова на снимке – одно и то же лицо.
Наша с Ованесовым поездка проходила весело – у нас были с собой вина, закуски, граммофон, гитара, мы посещали рестораны на крупных станциях, где у поезда была долгая стоянка, короче говоря, скучать не приходилось. Княгиня все это время провела в своем купе, из которого почти не выходила.
В Харькове в наш вагон села еще одна дама с детьми и гувернанткой, как оказалось, знакомая купца Ованесова, супруга земского начальника из его города, и все веселье сразу кончилось. Ованесов боялся, что эта дама распустит о нем сплетни и доложит его жене, что он путешествовал в компании посторонних женщин. Поэтому Ованесов все время заставлял нас сидеть тихо, как мыши.
Из-за этой скуки пришлось слишком много пить – других развлечений уже не было, а я не привыкла к такому количеству вина; к тому же, мы смешали шампанское и красное вино, отчего ночью, ближе к утру, я почувствовала себя дурно.
В купе первого класса есть туалет, но мне показалось неловко им воспользоваться – в вагоне так тесно, что вся компания услышала бы, что со мной происходит. И мне было бы конфузно, пардон, «поехать в Ригу» при всех... Мне и сейчас писать об этом ужас как стыдно.
Я вышла из купе и хотела пройти в другой класс, где меня никто не знал и где туалеты общие, в конце вагона. Но идти было далеко, а я нехорошо себя чувствовала, и
Но когда я собиралась пройти в тамбур нашего вагона, я услышала там громкие женские голоса и затаилась между вагонов, что называется «на тормозе», хотя там было и страшно оставаться долго. Мне не хотелось, чтобы чужие видели меня такую жалкую и в мокром платье. Через маленькое окошечко в вагонной двери я наблюдала за тем, что происходит в тамбуре, чтобы узнать, когда эти дамы уйдут. За окнами еще не совсем рассвело, но в тамбуре горел фонарь, и мне все было хорошо видно.
Там было две женщины, они ссорились, говорили про какого-то Алексея и обзывали друг друга проститутками. Одна из них была, как теперь мне стало понятно, княгиня Вера Рахманова, а вторую я не знаю.
Потом эта вторая, молодая рыжеволосая женщина, закричала: «Я тебя предупреждаю – Лешку лучше не трогай, а то будешь иметь дело со мной!Не порадуешься тогда!» А княгиня ей ответила: «Иметь дело с тобой? А кто ты такая? Дешевая подстилка из провинциальной дыры? Не хотела я трогать Лешку, не для того еду, но теперь волей-неволей придется, чтобы тебя, убогую, уму-разуму поучить. Мне только пальцем стоит поманить, и никуда твой Лешка не денется. Таким, как ты – в базарный день пятачок пучок красная цена, а я для него – единственная, он всю жизнь меня забыть не может...» «Гадина ты последняя!»– закричала в ответ рыжая. «Может быть, и гадина, но изволь называть меня ваше сиятельство и на «вы», я – княгиня и тебе, чумазой, не чета!»– ответила первая.
Тогда рыжая кинулась к ней и стала ее бить. Княгиня отбивалась, но рыжая была ловчее. Она сначала сжала пальцы у княгини на горле и стала колотить ее головой о стенку, а потом княгиня захрипела и упала, а рыжая открыла вагонную дверь и вытолкнула княгиню наружу. Я испугалась, что она меня заметит и тоже скинет с поезда, и убежала в другой вагон. Через какое-то время поезд замедлил ход у небольшого полустанка, и я увидела из окна, как рыжая бежит по дорожной насыпи прочь.