Сезон клубники
Шрифт:
Главврач почему-то разозлился, и я, чтобы его отвлечь, вернула разговор в прежнее русло:
– А чья версия, что я – жена шофера?
– Моя! – сказал он гордо. – Теперь могу признаться: на вас я заработал ящик коньяка!.. Уверен, Лев будет возмущаться, что я использовал свои кое-какие профессиональные знания. Но в споре этот пункт мы не оговаривали...
– А какие именно знания?
– Я утверждал, что последние сорок – пятьдесят минут водитель Решетняк не мог вести машину, так как пребывал в бессознательном состоянии.
– Ну и что же? Разве
– Попутчица вряд ли повела бы себя так самоотверженно. Она скорее всего просто бы сбежала, ну в крайнем случае позвонила бы в милицию. А если не хотела, чтобы ее допрашивали как свидетеля, вообще могла не позвонить. И не сбежала бы после того, как доставила пострадавшего в больницу... Я получил удовольствие, выстраивая эту логическую цепочку!
Всеволод Илларионович потер руки, а я подумала, что он по натуре романтик и скучает в селе, где происходит так мало волнующих душу событий. Конечно, как говорила медсестра Шура, преступность могла добраться и сюда, но вряд ли к нему на хирургический стол так уж часто попадали мужчины с огнестрельными ранениями...
– Извините, а не могла бы я повидать своего мужа?
Как ни хотелось мне прерывать разговорчивого врача, но сжигавшее меня нетерпение оказалось сильнее.
– Простите, – спохватился главврач и совсем по-мальчишески покраснел. – Действительно, растоковался! Но утереть нос профессионалу – что может быть слаще!.. Пойдемте, я провожу вас... Реанимационного отделения у нас пока нет, но свежеоперированные больные имеют отдельную палату.
Он открыл дверь палаты и сказал, точно мяч бросил в нее:
– Решетняк, к вам приехала жена!
Мой муж лежал на какой-то странной кровати с рычагами, которые, видимо, не только регулировали ее по высоте, но и давали возможность перемещать больного с минимумом неудобств для него.
Поскольку мне не приходилось быть в больнице лет десять, я приятно удивилась тому, как может оснащаться сельская медицина.
Не то чтобы я думала только о такой вот ерунде, глядя на бледного, заросшего щетиной мужа – он всегда брился до синевы, – просто такие мысли промелькнули у меня в голове, наверное, для того, чтобы смягчить шок, который я испытала при виде любимого мужа.
Правда, я отчего-то представляла себе его опутанным всевозможными проводами, как в американских фильмах, но к его раненой руке вел лишь тонкий проводок стоящей у кровати капельницы.
– Это вовсе не моя же... – удивленно пробормотал Артем.
Я обернулась на дверь как раз в тот момент, когда ее с обратной стороны закрывал ухмыляющийся главврач.
– И совсем не обязательно сообщать об этом всему свету! – строго сказала я своим обычным голосом.
– О Боже! – вырвалось у моего бедного мужа.
– Анекдот по случаю, – весело продолжала я. – Налогового инспектора спросили, как к нему обращаться. «Не знаю, – пожал он плечами, – но когда я куда-то прихожу, все говорят: “О Боже!”» Выходит, и обо мне тоже... Здравствуй, дорогой!
Я поцеловала мужа в колючую щеку.
– Где ты так долго пропадала? – сварливо поинтересовался Артем. – И что за молодежные тряпки на тебе надеты?
– На современном языке это называется не тряпки, а прикид. Я решила все время носить его, потому что теперь ко мне пристают двадцатилетние мальчики.
– Тебе же двадцать девять лет!
– Стыдно напоминать женщине о ее возрасте! – капризно протянула я своим уже освоенным юным голосом. – Ей столько лет, на сколько она выглядит... Ладно, Отелло, уже нахохлился, не понимаешь, что это маскхалат! Не обращай внимания... Как ты себя чувствуешь, любимый?
– Что значит, не обращай внимания?! Ты же похожа на девочку-студентку, а не на мать двоих детей!.. Кстати, я уже и забыл, что у тебя такие потрясающие ноги!
– Понятное дело. – Я не удержалась, чтобы его не кольнуть. – Небось у Зины ноги – с моими не сравнить!
– У какой Зины? – изумился Артем. – Послушай, ты уже второй раз называешь это имя!
Тьфу ты, я же ее сама придумала. Блондинку по имени Зина. Ну не смешно ли? Давала ведь себе слово больше никогда не вспоминать о словах Артема насчет его измен... Во множественном числе? Нет, это невыносимо!
– Что с тобой происходит? – продолжал допытываться муж, следя за переменами в моем лице.
– Ничего! – Меня уже было не удержать. – Это все из-за твоих девок!
– Моих девок? Ты имеешь в виду здешних медсестер? Тех, что подают мне утку?
– Тех девок, с которыми ты мне изменял!
Удивление в его глазах сменилось облегчением.
– Фу, а я уже стал думать бог знает что! Не иначе, у супруги крыша поехала. И ведь жалко. Тогда получается, мне одному детей на ноги поднимать.
– Прости! – повинилась я. – Но кто тебя тянул за язык признаваться в том, что ты мне изменял. Вон Танькин бывший, помнишь, как говорил: «Пока меня за ноги с бабы не стянут, ни за что не признаюсь!»
– Я не понял, ты приехала проведать тяжелораненого мужа или упрекать его в супружеской неверности?
– Во-первых, никакой ты не тяжелораненый. Пулю извлекли из мягких тканей. Просто крови много потерял...
– Просто! Конечно, когда не свое...
Я опять бросилась к мужу:
– Как же не свое! Еще какое свое! Темушка, родной, если бы ты знал, как я к тебе рвалась. Но пока рассчиталась с совхозом, пока навестила Лилию и отдала деньги ей...
– Что, ты рассчиталась с совхозом?
– А что, не надо было?
– Малыш, неужели тебе удалось обмануть этих волков?
– Вроде бы, – несколько смутилась я, услышав, сколько восторга в голосе Артема. Он смотрел на меня с нежностью, в лучах которой я готова была греться вечно. – Знаешь, для дела, когда мы с тобой приехали сюда, мне даже пришлось от тебя отречься. Сказать, что я просто попутчица. Иначе меня бы оставили здесь. Есть тут один мент, Лев Гаврилыч Могильный, так он непременно хотел со мной поговорить.