Сезон огненных дождей
Шрифт:
Строгов опустил Рутова и Моришаля на пол и обеими руками вцепился в толстые створки. Он рванул изо всех сил, и дверь поддалась. Ненамного, сантиметров на двадцать, но этого хватило, чтобы увидеть трупы, наваленные с другой стороны. Лейтенант понял, они пытались закрыть дверь, отрезать обиталище морунгов от других помещений станции. Но у этих людей ничего не вышло. Свирепые каменные убийцы одолели их раньше.
Мастер увидел эту жуткую сцену, как наяву. Четверо добровольцев силятся вручную выдвинуть из стен две толстые стальные плиты. Их тела, их руки напряжены до предела. На губах тягучая красная пена. Из носа,
Они так и не успели. Морунги усилили натиск, и защитники станции один за другим стали падать на пол. Их мозги вскипели, как в микроволновке. Глупая бессмысленная смерть. Какая дверь может удержать невидимые, жестокие, всегда готовые к убийству лапы темных морунгов? Николай подумал об этом и тут же взглянул на дверь, отделяющую двадцать девятый уровень от верхних этажей. Может быть, именно эта?
Мысль отложилась в голове, но проверить ее можно было, лишь оказавшись с другой стороны. Прекрасно, это полностью совпадало с планами Великого Мастера. Несколькими отчаянными рывками он расширил проход до полуметра и тут же стал пропихивать в него своих едва живых товарищей. Последним в проем протиснулся сам Николай.
Перемену Строгов ощутил сразу же. Дверь действительно держала. Великий Мастер видел потоки смертоносного излучения, врывающиеся в проделанный им узкий проем. Сами же створки пропускали лишь легкий светящийся туман, который рассеивался уже через какой-то метр от двери. Выходит, команде, пытавшейся закрыть проход, не хватило совсем чуть-чуть. Выходит, все-таки существует материал, способный ослабить адское излучение каменных звезд.
Внутренние часы Николая кричали, вопили, что у него не осталось времени, что он опаздывает, однако Строгов все же не удержался и метнул быстрый взгляд на дверь. Со стороны лестницы ее створки были обшиты зеркальным материалом, который отсвечивал, подобно жидкой ртути. Николай уже где-то видел его. Ах да, точно, защитные шлемы А-420! Блестящими плитами была обшита не только дверь, ими были обложены все стены огромного колодца, ведущего на верхний уровень.
Отлично! У Мастера отлегло от сердца. Значит, вот оно, то безопасное место, которое он искал! Значит, все же успел, смог! Он оставит Моришаля и Рутова здесь, уходя, задвинет створки чудо-двери и будет спокоен за их судьбу. Николай с чистой совестью сможет заняться спасением всех остальных. Это простой план, и на него у Строгова еще хватит сил. Он очень надеялся, что их хватит…
– Что… что это было? – Сержант Дэниан Смит первым пришел в себя и первым подал голос.
– Это то, что твои хозяева уготовили для всего мира, – сурово произнесла Луиза.
Смит приподнялся на локтях и непонимающе поглядел на девушку, затем перевел взгляд на Мастера, колдовавшего над телами четырех своих товарищей, на груду трупов, наваленных у наглухо закрытой двери.
– Я не понимаю, – растерянно пробормотал он.
– На тридцать первом уровне поселили тварей, которые ненавидят живых существ, кем бы те ни были: человеком, кошкой или тараканом. Эти исчадия ада стремятся уничтожить жизнь в тот же самый миг, как только ее обнаружат. Они и есть то самое главное оружие, с помощью которого
– Ложь! – Корчась от боли, Смит все же сумел сесть. Связанными руками он усиленно тер лицо. – Мы лишь защищаем земные колонии.
– И много колоний ты знаешь здесь, на противоположном, самом удаленном от Земли краю Галактики? – Мастер на мгновение оторвался от врачевания и пристально посмотрел на пленного своими горящими синими глазами.
Смит ничего не ответил. Вместо него голос подал приходящий в себя Алексей Рутов:
– Мы прорвались?
– Прорвались, – Строгов передал капрала под опеку Луизе и взялся за Микульского.
– Голова, – простонал Алексей.
– Скажи спасибо, что твой шлем перегорел при взрыве электромагнитной бомбы. Работай он, как и прежде… и тебе конец. Ни я, ни Луиза не смогли бы помочь.
– Видать, что ни делается, все к лучшему. – Алексей благодарно похлопал девушку по ладони.
– Надо спешить. – Слова, произнесенные слабым, едва слышным голосом, принадлежали Моришалю. Капитан без посторонней помощи пришел в себя. – Не останавливаться… Нам нельзя останавливаться!
– Огюст, глянь на себя, на всех остальных. После этой передряги вы едва живы. – Николай отрицательно покачал головой. – Нет, в бой соваться рано. Сперва оклемаетесь, хоть немного, хоть пару часов, а уж затем… – Мастер невесело вздохнул. – Так что придется сделать привал.
– Здесь?
Луиза с беспокойством покосилась на дверь, через которую просачивалось красноватое марево. Никто бы не понял ее страха, никто, кроме Великого Мастера.
– Ты права, сейчас поможем оклематься Яну и Георгу и уйдем. Поднимемся выше. – Строгов попытался добавить в свой голос побольше оптимизма: – Думаю, мы располагаем некоторым запасом времени. Ведь нас наверняка считают покойниками. При отключенной системе глушения на нижних уровнях не выживет никто, ни одно живое существо.
– И мы тоже… мы тоже бы сдохли, – медленно, словно взвешивая каждое слово, пробубнил себе под нос сержант Смит.
– Тебя, сержант, отправили на верную смерть. – Это были первые слова пришедшего в себя Микульского. Они были произнесены шепотом, почти змеиным шипением, но даже в таком виде в них чувствовалось злорадство.
– А мы тебя спасли, – Луиза в упор поглядела на Смита. – Не забывай это.
– Черт, а где ящеры? Где Хризик?
Моришаль непонимающе оглядывался по сторонам. Он искал своего сотоварища по спасательной шлюпке, но нигде его не находил. Взгляд капитана метался из угла в угол, пока наконец не остановился на лице Великого Мастера. Николай угрюмо покачал головой.
– Значит, погибли… оба… – с болью прошептал Моришаль. – А я к ним почти привязался. Особенно к этому зеленому хвастуну и болтуну с командорскими нашивками.
– Большие сильные существа, но воля у них оказалась куда слабее нашей. Они первыми и прекратили борьбу. Легкая добыча для морунгов. Я ничего не смог поделать. – Мастер опустил глаза.
На миг в каменном колодце наступила оглушительная тишина. Люди глотали скорбь, боль, тоску. Все эти и без того невеселые блюда густо сдабривались серым соусом собственной беспомощности.