Сезон расплаты
Шрифт:
Мне было четырнадцать, и я понятия не имею, почему это проявилось только тогда. К счастью все обошлось, и я не так боялась задохнуться и умереть, как позора в школе, что кто-то увидит меня в таком «не идеальном» виде. Сейчас меня волнует это меньше всего, и больше то, что Николас знает об этом, что он видел это. Насколько много ему обо мне, на самом деле, известно? Насколько же мерзкой я была, что даже не помню этого человека в школе, где столько лет училась?
– Правда? – Спрашивает Кэл. Я киваю. - Прости, я не знал. – Он убирает подальше коробку и пятится
– Кэл. – Собираюсь остановить его, сказать, что нет необходимости, но он уже уходит. И вот я остаюсь наедине с Ником, Джаред куда-то ушел, Кэндис в своей комнате и, слава Богу она не видит нас здесь двоих, не видит, как долго я смотрю на ее парня, не слышит звук моих мыслей, моего сожаления, моей печали, моего крика. Я закрываю глаза на мгновение, беру свои воображаемые руки и душу ими внутреннюю себя. Прекрати пялиться, прекрати думать, прекрати сожалеть.
– Откуда ты знаешь? О Шоколаде. – Стараюсь, чтобы звучало без особого интереса.
– Я был кем-то вроде сталкера раньше. – Отвечает без капли каких-либо эмоций.
– Следил за мной? – Давай же, Луиза, закрой свой рот.
– Иногда.- Удивлена его признанию.
– Я думал, что у меня хорошая техника, раз ты не замечаешь, но потом я понял, что ты просто дрянь и не замечала никого, в принципе.
Сглатываю ком, пытаюсь найти подходящие слова для ответа, но не нахожу. Какое-то время в воздухе царит тишина, кроме звяканья вилки о тарелку не слышно ничего. Кусок в горло не лезет.
– Почему ты не сказал мне?
Смешок. Николас бросает вилку и кладет руки перед собой, пожирая взглядом мои внутренности.
– Что бы это изменило?
– Что-нибудь.. Я.. – Я вовсе не знаю, что сказать, потому что он прав, ничего бы не изменило, я бы просто посмеялась ему в лицо, как минимум. Я была ребенком, он тоже, но наши границы понимания чего-либо ценного имели разницу намного больше, чем разница нашего возраста. Я считала себя центром вселенной, минимум центром учащихся школы «Скайлет Хай Хиллз».
– Ты бы не убила моего друга? Или что-то еще? Скажи мне.
Его голос сдавливает виски, его взгляд проникает под кожу, я закусываю губу, причиняя себе физическую боль, в отместку внутренней агонии.
Когда Кэлвин появляется в дверях, я спрыгиваю со стула и направляюсь в комнату.
– Какого черта, Ник? – Орет Кэл, затем я слышу звук упавшей в раковину тарелки, прижимаю ладонь к лицу, чтобы не издать ни единого звука. Я не могу выиграть. Приехать сюда было ошибкой. Разница между мной и Ником в том, что он не чувствует ничего, а я слишком много, я проиграла еще раньше, чем началась война.
Нога Николаса упирается в дверь, не давая мне ее закрыть, он врывается внутрь и поворачивает замок. Я просто хотела побыть немного одна, привести в себя в порядок, натянуть улыбку и вести для всех привычный образ жизни.
– Ник, что ты делаешь?
– Убирайся, Кэлвин.
– Оставь ее.
– Я просто обсужу некоторые детали с нашим новым директором.
– Луиза ты в порядке?
Набираю
– Да, Кэл, все нормально.
Кажется, он уходит, я прислоняюсь спиной к окну, посылаю себе команды взять себя в руки, закрываю глаза, представляю себя одну в большом коконе, среди цветов, солнца, безудержного смеха, привожу дыхание в норму. Легкое касание, словно мягкая шелковая ткань исследует кожу моей руки, заставляет меня распахнуть глаза.
– Тебе нужно прекратить это. – Шепчу я.
– Прекратить что?
– Ты знаешь.
– Просто.. одну минуту. – Он утыкается носом в мою шею, я громко вздыхаю, почти задыхаясь, дрожащей рукой запускаю пальцы в его волосы. – Скажи, что ты не делала это, скажи, что это ошибка.. – Горячее дыхание Ника обжигает мою кожу, я закусываю губы, чтобы сдержать внутри всю свою боль и ужас, терзающий меня годами. Я понимаю, о чем он говорит.
– Я не делала этого. – Готова повторять это вечно.
Его слегка колючая щека касается моей, я с трудом дышу, мои предательские руки дрожат, когда я касаюсь его лица, из моих предательских глаз срываются слезы, когда губы Николаса касаются моих, я задыхаюсь, дрожу, как осиновый лист на ветру. Это невозможно настолько сильно ощущать, огонь, приятный трепет, стягивающие канаты, удушье. Мягкие теплые губы отстраняются от моих буквально на несколько миллиметров, сквозь пелену слез я вижу перед собой яркие темные глаза Ника. Это должно быть ошибка, но я не чувствую себя неправильно.
– Я не верю тебе. – Шепчет он прямо мне в губы, я издаю тихий всхлип и со всей силы сжимаю руками подоконник.
Медленно отступая назад, он ехидно улыбается мне, выворачивая меня наизнанку, наблюдая, как я постепенно схожу с ума.
– Будь ты проклят, Николас. – Сквозь зубы шиплю я, ощущая тонкую соленую струйку воды, падающую на губы. – Будь ты проклят! – Ору, забывая о том, что в доме мы не одни.
Он открывает дверь нараспашку, я вижу настороженного Кэлвина и, у меня нет сил, вытащить себя из этой грязи.
– Не знаю, что ты там себе придумал, чувак, но она только что поцеловала меня.
Я загниваю изнутри с каждой секундой, с каждым взглядом и брошенной им фразой. Что случилось со мной? Когда я стала такой? Дениел предал меня, буквально собственноручно отдал меня в руки полиции, и я не пролила ни единой слезинки по нему. Что со мной не так?
– Будь ты проклят. – На этот раз я шепчу, спускаясь вниз по стене, хватаясь рукой за подоконник. Вдалеке слышу вопли Кэндис, Кэлвин, который держит ее, но затем отпускает, расплывается в глазах. Девушка подлетает ко мне и бьет по лицу, я даже не шевелюсь. Думаю, что могла бы встать и надрать ей задницу, но не могу и не хочу. Кэл поднимает меня с пола и что-то невнятное шепчет мне на ухо, я слышу лишь звон в своей голове. Он кладет меня на кровать, ложится рядом, мне плевать, что он гладит мои волосы, пока я закусываю край одеяла, чтобы не выдать свое сумасшествие. Может я и правда безумна?