Сезон тропических дождей
Шрифт:
Приехали китайцы — поверенный в делах и его советник. На первый взгляд оба почти неотличимы друг от друга: невысокого роста, поджарые, с хорошей армейской выправкой, в синих, наглухо застегнутых френчах-суньятсеновках. Бесстрастные, ничего не выражающие лица, на которых в узких щелочках живут зоркие, всевидящие глаза. На этот раз они не оставались без внимания. В начале аллеи у ворот их приветствовал оставшийся здесь вместо посла Демушкин, потом асибийцы, следом за ними советник румынского посольства.
Как только китайцы оказались одни, к
Этот односторонний разговор вскоре Ольге надоел, и она, оставив китайских дипломатов, подошла к мужу.
— Я им про древнюю китайскую поэзию — специально в «Иностранке» вычитала, а они только вежливо кивают и ни словечка, — пожаловалась Ольга.
Антонов обратил внимание, что лицо жены усталое, несвежее, с припухшими веками и не свойственным ей румянцем.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
Она с удивлением подняла на него глаза, в них блеснули искорки иронии:
— Я? Превосходно! Такой потрясающий светский парад! Просто счастлива!
И в этот самый момент Антонов за спиной Ольги увидел идущих к нему Литовцева и Катю. Катя уже издали улыбалась.
— Поздравляю вас, Андрей Владимирович, с праздником!
Вслед за ней, сделав вежливый полупоклон в сторону незнакомой ему Ольги, пожал руку Антонову и Литовцев.
— Пожалуйста, познакомьтесь! — Антонов отступил на полшага, представляя Ольгу. — Это моя жена, Ольга Андреевна. А это… — Он взглянул на Ольгу. — Екатерина Иннокентьевна и Николай Николаевич, мои друзья.
Катя выглядела эффектно. Платье нежно-голубого цвета было сшито под стиль свободно ниспадающих традиционных африканских женских одеяний, и хотя оно скрывало достоинства фигуры, но природное изящество этой женщины торжествовало в другом: в благородной посадке маленькой головы на длинной шее, в мягком жесте обнаженной до плеча руки, в трепетном движении длинного гибкого тела, очертания которого угадывались под почти невесомым ситцем одежды.
Ольга первой протянула Тавладской руку, ее глаза в восхищении расширились. На губах Ольги медленно растаяла дежурная улыбка знакомства.
— Вот вы какая… — выдохнула она.
— Какая? — робко улыбнулась, польщенная ее откровенным восхищением Катя.
— Милая…
Катя вдруг покраснела, как девочка, а Ольга бросила быстрый взгляд на мужа, словно в его лице хотела найти подтверждение какой-то внезапной и острой своей мысли, но тут же снова обратилась к Тавладской:
— Я надеюсь, что вы теперь совсем здоровы.
— Совсем! Совсем! — закивал Литовцев. — Снова готовы к приключениям! Завтра опять отбываем в Моего.
— Завтра? — переспросил Антонов. — В Монго?!
— И даже
— Вот как… — тихо произнес Антонов и подумал, что вряд ли удалось скрыть огорчение, проступившее в его голосе.
В этот момент рядом оказался посол, который обходил гостей в сопровождении своего переводчика Андрея Войтова.
— Ну как вы здесь, дорогие гости? — спросил он, прежде всего взглянув на Ольгу. — Все ли в порядке?
Тон у посла был отечески благодушный.
Антонов представил Василию Гавриловичу Литовцева и Катю.
Посол обрадовался знакомству, с похвалой отозвался об альбоме, поблагодарил за желание подарить альбом отечеству и посоветовал им самим отвезти подарок в Москву.
— Это для нас большая честь, ваше превосходительство, — ответил Литовцев. — Это счастье побывать на родине отцов и дедов, которую мы считаем…
Он вдруг осекся, потому что в этот момент возле них появился оживленный, с красным лицом, видимо, уже прилично наспиртованный Мозе. Вопреки своему дипломатическому статусу и французскому политесу он довольно бесцеремонно вмешался в разговор, громко поприветствовав Кузовкина и всех остальных, чем вызвал у посла недовольное движение бровей.
— Вы не закончили фразы… — напомнил посол Литовцеву уже по-французски, когда Мозе, наконец, закрыл рот.
— Да нет… — замялся Литовцев. Теперь и он отвечал по-французски. — В общем-то я, ваше превосходительство, пожалуй, сказал все, что хотел… — При этом он бросил короткий и, как показалось Антонову, настороженный взгляд на Мозе.
— Уж не помешал ли я? Вы здесь, так сказать, все свои, единокровные. — Мозе хохотнул, сложив короткие ручки на своем выпирающем животе. — А я, взбалмошный француз…
Но тут же, спохватившись, дружески взял Антонова под руку и обратился к послу:
— Я, ваше превосходительство, только хотел сообщить моему молодому коллеге, что стал его популяризатором. Да, да! Не удивляйтесь!
Мозе держал под руку Антонова, но обращался к послу:
— Видите ли, ваше превосходительство, я послал отчет своему начальству в Париж и в нем несколько абзацев посвятил тому, как однажды советский консул, который сопровождал дипломатических курьеров, на пустынной африканской дороге по призыву гражданина Франции пришел на помощь гражданке Канады…
Мозе хмыкнул, словно говорил о чем-то очень веселом:
— Международный альянс! Разрядка напряженности. Вклад в дело мира… И знаете, ваше превосходительство, как ответил Париж? В типично французском духе! Поздравили меня с тем, что в советском консульстве я имею коллегу, с которого следует брать пример отношения к женщине…
Посол во время этого монолога не разрешил себе даже короткой улыбки вежливости, послу монолог француза не понравился. Не нравился он и Антонову. Откуда французский консул узнал, что Антонов сопровождал дипломатических курьеров? Ни Кате, ни Литовцеву об этом ничего не говорили. Вот он, всезнающий, всевидящий Мозе!