Сфинкс
Шрифт:
Перли делал много, легко и дешево. Что лучше всего ему давалось в своих работах, так это умение избегать трудностей. Закрыть технически трудную часть аксессуарами, спрятать руку, показать то, что умел написать лучше всего, — это он умел очень ловко. Его освещение было мягкое, разлитое, контуры терялись, тени были очень твердые и черные. Несмотря на это в них была какая-то кажущаяся гармония, не делавшая их отвратительными при первом взгляде.
Только при подробном разборе убеждались в недостатках и открывали, что под этой шелухой не было никакой мысли, экспрессии, понимания. Несколько заученных условных типов, несколько выражений лица служили ему для всего. Из неудачной Божьей Матери Скорбящей очень легко делал святую Магдалину, из св.
Перли имел достаточно известности и заказов. Ловкость и здесь ему пригодилась: льстец вежливый, но холодный, никого не любящий, ни к кому не привязывающийся, он всюду пробирался и получал работу настойчивостью или ловкостью. Расчеты внимательно наблюдал, а когда бывали задержки, не стеснялся мучить, надоедать, преследовать, пока не получал свое. Внешность Перли соответствовала его характеру: худой, бледный, гибкий, с небольшой головой на жилистой шее, с бледными глазами и косыми взглядами, почти безбородый, так как на лице волосы почти не росли, с узким синеватым ртом. Громадные белые уши обезображивали эту голову. Мручкевич втихомолку называл его Длинноухим самоучкой; но при встрече они сердечно обнимались. Перли был довольно болтлив и в разговоре использовал самые странные слова, очень звучные, громкие, которые так соразмерял применительно к собеседникам, что всегда пускал пыль в глаза и создавал о себе выгодное мнение. Он нарочно употреблял самые непонятные слова в разговоре и очень ловко подбирал их; тех, кто стоял ниже по развитию, он засыпал изысканными выражениями, оглушал, ослеплял, угнетал. С людьми своей профессии не скупился на звучные выражения, на самые изысканные обороты речи, и вытаскивал на свет божий старые технические термины, но уже из другого ящика. Словом, это был недюжинный актер.
Перли женился неудачно, здесь ему хитроумие не помогло. Молодая девушка, живая, прелестная, игривая и испорченная, как Мариетта Батрани и очень на нее похожая, так ему вскружила голову или, вернее, затронула чувственность, что он на ней женился. Розалия, прозванная Розынкой, водила его даже сначала за нос. Это была еще хорошенькая женщина, хотя худощавая и с темным цветом лица, но ловкая и очень привлекательная. Черт в женском теле, остроумная, чувственная, эгоистка каких мало, она теперь уже вовсю боролась с мужем, пытаясь урвать минуту свободы, увлечения и смеха. Розынка любила веселиться. Ее забавы, согласно городским рассказам, не всегда кончались невинным поцелуем. Бывало по-разному. Художник это заметил, пошли страшные домашние войны, которые часто кончались взаимными побоями. Иногда случалось, что и царапались.
Тогда Розына плакала, распространяя в городе вести о своем несчастье и угнетении… и пользовалась моментом остолбенения мужа, который уже ее не обвинял, чтобы посещать своих любовников. Было их у нее, как рассказывали, немало.
Дома, вследствие этого столкновения двух характеров, из которых ни один еще не добился окончательной победы и первенства, царил беспорядок и хаос. Были две главы, следовательно, ни одной. Часто споры кончались тем, что Перли делал свое, а жена свое. В важных случаях делали друг другу на зло. Побитая Розынка мстила, подговаривая своих родственников против художника. Перли их страшно боялся, в них была вся защита женщины, все ее могущество, так как ее прелести уже не действовали на художника.
В минуту любовного увлечения Перли не подумал, что брал Розыну из той среды, откуда сам старался уйти. Ее мать была бедной служанкой; из двух ее сыновей один был кучером в городе, пьяницей и известным буяном; другой имел лавочку на Локте, где с женой продавали съестное, кухонные принадлежности и лакомства
Дома, как мы сказали, не было правительства, постоянно шла глухая борьба. Моментами наступало временное перемирие, но сейчас же вслед за ним жаркие схватки. Жена художника не могла утихомириться; муж о ней не заботился, а она так любила забавляться, веселиться и показывать зубки, что готова была рискнуть всем, лишь бы похохотать и поиграть на свободе. К счастью или к несчастью, у них не было детей, так как ежегодно у бедной женщины был выкидыш, и ежегодно оплакивая недоношенного ребенка (так как очень хотела иметь сына), она опять по неосторожности подвергалась подобному же горю.
Перли жил на Немецкой улице. Наши приятели как раз подошли в момент ожесточенной перепалки с женой; отдельные громкие фразы, бросаемые, как выстрелы, дошли до их ушей еще на лестнице.
— Я была у брата Симона! — кричала Розынка.
— У брата Симона! И у брата Иуды, может быть? Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты не ходила к этим бездельникам? Это разбойники!
— Можно тебе, можно и мне. Ты ведь ходишь к Федерам; а чем хуже мой брат Симон, Фаддей или же добряк Бартоломей?
— Я тебе покажу! Я тебя проучу!
— Бей, бей! Симон вернет тебе вдвойне!
— Врешь ты! Ей Богу, ты не ходила к Симону. Я вчера нарочно был у него, не было его дома, поехал за покупками.
— Что, ты будешь за мной следить! Так ничего не узнаешь. У меня своя воля. А что ты мне докажешь? Тебе Бог знает, что кажется и рога у тебя растут.
— Вот то-то, что рога! Но я тебе другие рога наколочу.
— Не дождешься!
Хлопнула дверь, так что зазвенели окна и этим закончился разговор, как раз когда входили Ян и Тит. Перли еще был бледен от гнева и, стоя перед мольбертом, усиленно растирал краску на палитре, макая кисть без нужды то в масло, то в скипидар, то в краску. С палитры краска капала на пол.
Заметив у дверей Тита и кого-то чужого, он сдержал гнев, улыбнулся, словно и в мыслях не было ничего неприятного, и подошел к ним.
— Художник приходит познакомиться с художником! — воскликнул Тит. — Пан Ян Ругпиутис.
— А! Как я счастлив, — сказал, хватая их за руку, Перли и придвигая стулья. — Давно я желал иметь счастье познакомиться со столь знаменитым мастером, который приносит столько чести своему народу… Не сумею выразить мою благодарность…
Он взглянул на него.
— Вы посещали чарующую нашу Италию! — сказал он. — Моя родина, но я не знаю ее, и не имея возможности учиться там, ношу ее только в переполненном сердце, как воспоминание о дражайшей матери! Я ученик Батрани.
— Я тоже, — ответил Ян. Перли смутился.
— Я был у него довольно долго. О! Это был человек и настоящий художник, головой и сердцем преданный искусству. — При его помощи я стал тем, чем теперь являюсь! — добавил Перли. — Хотя я нигде не путешествовал, но отдаваясь своему занятию всецело, я постигаю тайны.
Понятно, надо было осмотреть картины, и здесь Перли жадно начал выспрашивать Яна, так как надеялся чему-нибудь научиться. Ян ходил, нельзя было иначе, от полотна к полотну, а Перли очевидно гордился все больше похвалами. Вдруг быстро раскрылись двери; Розына, ничего не зная о приходе посторонних, влетела не совсем одетая. Она бежала к мужу, остановилась, взглянула на Яна, который сразу ей понравился, поправила платье, раскрытое на красивой все еще груди и, покраснев, сделала шаг назад.