Ш-ш-а...
Шрифт:
– Нет.
– Тем лучше. Лучшие мои работники холостые. Женатые дома яйца напрягают. А ты будешь оба вкладывать в работу?
Я улыбнулся.
– Хорошо. Одно мне не требуется, нужны два. Дальше. Придешь на работу пьяный – и все. Многие нанимаются, думают, что работа простая, вполне можно перед началом рабочего дня пропустить пару рюмок, а потом еще за обедом. Правильно, пока кто-то не свалится с лестницы, переломав ноги. А кто будет за это платить? Я. Да, вспомнил. Что касается компенсации, у нас этого слова не любят. У нас адвокаты хорошие. Лучше дай себе яйца отрезать, чем пытаться поджаривать нас на углях
– Мама умерла.
Он поднял глаза, опустил, покачал головой.
– Как я понимаю, Пуласки польская фамилия?
– Думаю, да.
– Думаешь? Поверь мне, польская. Как относишься к черным? Есть проблемы? А насчет мексиканцев?
– Для меня никакого значения не имеет.
– Хорошо. Мы всех берем. Есть тут такие парни, даже не знают, кто они такие, будь я проклят. У нас любой цвет имеется, как в карандашной коробке. Если хоть сколько-нибудь сомневаешься в том, что хочешь сказать, то и не говори.
– За меня можете не беспокоиться.
– Могу не беспокоиться? Пока точно не знаю, что с тобой делать, да что-нибудь придумаю. Иди сейчас в клинику «Мейплвуд», помочись в баночку, жди от меня сообщения. После этого будешь являться сюда к шести утра каждый день с понедельника по субботу. Если найдешь другую работу, дай знать. Ребята каждый день собираются на участке, сам увидишь. Если есть работа, отправим тебя. Если нет, иди спать. Отдохни хорошенько. Завтра, может быть, пригодится.
– Спасибо, сэр.
Он встал, пожал мне руку.
– Не надо называть меня сэр. Мистер Гувер вполне годится.
– Можете называть меня Рей.
– Я буду называть тебя Пуласки. Хорошее, звучное рабочее имя.
Я пришел в следующий понедельник. Действительно, ребята на месте, как и говорил мистер Гувер. Почти все крупные, в закатанных по колено штанах. С сильным запахом. Должно быть, работают, идут домой, спать ложатся, встают, не приняв душ. Похоже, нелегкая жизнь. Когда я подошел, все оглянулись, уставились на меня.
– Доброго утречка, кореши, – сказал я, считая, что именно так, запросто, надо приветствовать этих парней.
– Да уж, доброго, поцелуй меня в задницу, – сказал тощий малый с соломенными волосами. Казалось, он может положить мяч в баскетбольную корзину не подпрыгнув.
– Я не говорю, что оно доброе. Просто здороваюсь.
– Не обращай внимания на Верзилу, – сказал какой-то мексиканец. – У него в заднице палка длиной восемь футов. Ты, как я понял, работать пришел. Я – Алекс. Полгода жилы тут надрываю. Загнала сюда проклятая безработица. Получаю меньше пособия, да еще кишки рву. Какой смысл? Лучше сразу предупрежу. Если тебя заставят горб ломать до самой задницы, слушайся своих инстинктов. Говори «нет». Отсюда никого никогда еще не уволили. Даже если ты такой дурак, что уйдешь и снова вернешься.
– А что за работа?
– Чистить, скрести, ворочать тяжести, перетаскивать, волочить, сваливать, толкать.
– Дерьмовая работа, – сказал Верзила. – Раньше такую рабов заставляли делать.
Ширококостный чернокожий парень с добродушной физиономией, в шляпе с надписью «ешь дерьмо и умирай», неожиданно вставил с улыбкой:
–
– Угу, – буркнул Верзила, – можно подумать, тыкогда-нибудь был рабом.
Дверь «Индастриал солушнс» открылась, вышел мистер Гувер.
– Привет, ребята, – сказал он.
Никто не ответил, словно он не произнес ни слова.
– Пожалуй, пошлю всех на ту же работу, которую вы вчера делали. Всех, кроме Дерьмоеда и нашего новичка Пуласки. С Пуласки все познакомились? В любом случае, Дерьмоед, я хочу, чтобы ты отвез его к «Коул бразерс». Знаешь, где это, правда?
– Наполовину выкрасил эту хреновину, – сказал парень в шляпе с надписью «ешь дерьмо». – Но почему вы меня посылаете с этим… как его там?
– Пуласки. И не надо мне пудрить мозги, Дерьмоед, у меня времени нет. И все прочие пошевеливайтесь. Тащите свои задницы на работу. Где стоят грузовики, знаете.
Через несколько минут мимо промелькнуло три пикапа с людьми в кузове.
– Фабрику сносят, друзья мои, – сказал Гувер, – значит, вас ждет постоянная работа, именно вас двоих.
– Куда компания переселяется, в Таиланд? – спросил Дерьмоед.
– Не твоя забота. Теперь твоя забота – Пуласки. Присматривай, чтоб не навлек неприятностей на свою голову. В твоем анализе, Пуласки, что-то подозрительное. Нас предупредили, но точно не могут сказать. Буду держать тебя в поле зрения. Чем бы ты там ни баловался, с нынешней минуты лучше держи в чистоте свою задницу. Зять предупредил меня на твой счет, да он знает, что мне нужны работники. В психушке работает, поэтому ему все известно про чокнутых и извращенцев. Дерьмоед, если он начнет нести бред, дай мне знать. А ты, Пуласки, радуйся, что получил еще один шанс. Далеко не каждому дается, особенно придуркам. Ну давайте, садитесь в машину.
Я пошел за Дерьмоедом вокруг здания, мы влезли в кузов пикапа. Водитель рванул со стоянки с такой дьявольской скоростью, что я чуть не вылетел.
– В кабине место есть, – проорал я. – Почему там нельзя сесть?
– Шутишь? За эту линию не заступай, Поляк.
– Эй, не надо меня так называть. Зови меня Рей. Или Пуласки.
– А если «дерьмовые мозги»?
– Что? Так за какую линию нельзя заступать?
– Считай себя на работе распоследним куском отбросов. И помни, что все тебя таким считают.
– Но что я должен делать?
– Слушай, мне осточертело с тобой разговаривать. Ты мне на нервы действуешь.
Остаток пути проехали молча, просто дыша выхлопными газами, катя по промышленному городскому району. Я здесь почти никогда не бывал, а бывая, обычно чего-то немного пугался. Казалось, ты здесь находиться не должен, будто входишь в заколоченное здание, увешанное табличками «Частное владение!», «Вход воспрещен!». Фактически многие постройки действительно заколочены, увешаны табличками именно с такими надписями. А почти во всех незаколоченных выбиты стекла. Интересно, что там. Есть внутри люди? Или ими завладели крысы? Интересно, как себя чувствуешь, бродя внутри в одиночестве? Переходишь из здания в здание, думая об одном, потому что работает приблизительно лишь одно предприятие из каждых двадцати. Домов не видно. Все проезжают быстро, как бы летя по городу. Как я уже сказал, возникает мысль убраться отсюда к чертям, пока есть возможность.