Шаг в неизбежность
Шрифт:
Председатели часто устраивали в резиденции званые балы. Приглашённых ждали многочисленные сюрпризы, внимание прессы и почти неограниченные возможности в будущем. Приглашение на бал означало карьерный рост и символизировало благосклонность властей. Поэтому за эти цветные бумажки разгорались нешуточные бои. В ход шли любые средства от подковёрных интриг до убийства.
Пока Генрих осматривался, на балконе появился Скиннер с неизменной полуулыбкой на одутловатом лице. Слегка прищуренные глаза смотрели по-отечески добро. Короткая чёлка нависала над выпуклым лбом, не скрывая глубоких морщин.
Скиннер негромко кашлянул, гостеприимно раскинул руки в стороны:
— Мистер Йодли, очень рад! Наконец-то мы встретились наедине.
— А я бы не сказал, что рад нашей встрече, — холодно сказал Генрих, глядя на соперника снизу вверх.
— Простите, за неудобство, но по-другому мы вряд ли могли встретиться.
— Да вы и не пытались, а можно было попробовать. Я давно хотел пообщаться с глазу на глаз.
— Вот видите, ваше желание сбылось, — усмехнулся Альберт. — Что касается водителя — с ним всё в порядке. Препарат действует недолго и без побочных эффектов, если не считать головокружения, тошноты и лёгкой дезориентации. Утром очнётся в гараже с новыми воспоминаниями о шумной вечеринке и ночи с незабываемой красоткой.
— Он у меня не пьёт и к женщинам равнодушен, — Генрих растянул губы в кривой усмешке. — Ваши спецслужбы немного прокололись, господин Скиннер.
«Опять облажались, придурки», — подумал Председатель, а вслух сказал:
— У вас хороший лимузин, мистер Йодли. Дорогой? — Генрих кивнул. — Насчёт его тоже не беспокойтесь. Мои люди вернут машину, если уже этим не занимаются. А что вы стоите внизу?! — Альберт театрально взмахнул руками. — Поднимайтесь наверх, здесь уже сервирован столик. За утренним чаем мы разрешим спорные вопросы, ну или попытаемся это сделать.
Йодли быстро взбежал по лестнице и очень скоро оказался подле Председателя.
— Ого, да вы в прекрасной форме, — заметил тот, шагая чуть впереди гостя в сторону коридора. — Даже не запыхались. А меня, знаете ли, в последнее время донимает одышка. Каким спортом занимаетесь?
— Никаким. Просто делаю по утрам зарядку.
Хозяин дома сделал несколько шагов по увешанному картинами коридору, повернул направо и распахнул двери. Генрих увидел знаменитую Овальную комнату. Здесь председатели делали сообщения, подписывали документы, принимали важные решения. В этом месте вершилась история Федерации.
Президент «Фарм Гэлакси» переступил порог просторной залы. Здесь всё дышало величием, от мебели с гнутыми ножками и вычурными спинками, до стен, задрапированных тканью в цвета флага и мозаичного пола с инкрустированным по центру гербом государства — неравномерно усеянной золотистыми искрами многолучевой звездой.
Поочерёдно расположенные двенадцать длинных и двенадцать коротких лучей герба, символизировали галактические сектора, каждая золотистая искра обозначала обитаемый мир. В центре находились два направленных в противоположные стороны военных звездолёта. Они наглядно демонстрировали стремление к экспансии и готовность до конца отстаивать интересы государства. Поверх звезды шёл девиз основателей Федерации: «Во имя справедливости
— Прошу вас, — Председатель указал на круглый стол, накрытый в лучших традициях чайной церемонии. — Пожалуйста, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.
Он разлил по чашкам новый сорт прекрасно тонизирующего чая с плантаций недавно присоединившегося мира. Генрих почувствовал прекрасный аромат, помешал чай ложечкой, понаблюдал за кружащимися чаинками и лишь потом приступил к завтраку.
Когда гость съел пару кусочков торта, попробовал засахаренные фрукты и попросил ещё чаю, Скиннер перешёл к делу.
— Мистер Йодли, — сказал он, наливая дымящийся напиток в чашку, — думаю, пришла пора откровенных бесед. Я считаю, в сложившейся ситуации нам нечего делить. Настало время объединиться и сосредоточить усилия на достижении цели, а не уничтожать остатки доверия ещё верящих в нас избирателей.
— Я только этим и занимаюсь, — потянувшись за цукатом, заметил Генрих. Председатель вопросительно посмотрел на него. — Уверенно иду к честной победе на выборах.
— То, что вы недавно сделали нельзя назвать честным.
Скиннер подлил себе чаю, стал пить маленькими глотками.
— О чём это вы? — изумился Генрих.
— Ой, только давайте без этого, — поморщился Председатель, поднёс чашку к губам и не убирал, пока не выпил весь чай. Вернув пустую чашку на стол, Альберт Скиннер продолжил:
— Неужели вы считаете меня глупцом, способным направить войска на захват принадлежащих вам предприятий? Допустим, так и было. — Йодли слегка усмехнулся. — Я настаиваю на слове «допустим», — сказал хозяин Овального кабинета, от которого не ускользнула реакция собеседника. — Тогда у любого разумного человека сразу же возникают как минимум три вопроса. Первый: почему только недавно открытые представительства? Второй: почему в захвате участвовало так мало войск? И третий, самый главный — зачем? Вы ведь не будете отрицать, что эти события обернулись против меня?
— Не буду, — легко согласился гость, в два глотка осушил чашку, поставил в центр стола. — Вы позволите? Очень вкусно.
Альберт налил чай из пузатого чайника. Йодли благодарно кивнул, миниатюрной вилочкой подцепил с полупрозрачной тарелочки дольку лимона, опустил в чашку.
— То, что недавно произошло и получило широкую огласку в СМИ, стало для меня такой же неожиданностью, как и для вас. Если честно, я думал это ваших рук дело, — сказал Генрих, отжимая лимон ложечкой.
— Но если это не вы и не я, тогда кто решился на провокацию?
Генрих подцепил выжатый лимон, положил на край блюдца.
— Не знаю. У меня нет в подчинении могущественных организаций, способных разгадать тайны вселенной.
Скиннер поморщился, ему не понравился выпад, но в политике эмоции только мешают достижению результата. Он предпочитал держать разум холодным, потому и продержался столько лет на этом посту.
— Хорошо. Будем считать, мы не причастны к этим событиям. Тогда я хочу спросить: вы готовы к сотрудничеству?
— Смотря, что вы подразумеваете под этим словом. Генрих поднёс чашку к губам. «Надо узнать название сорта», — подумал он, наслаждаясь бархатистым вкусом чая.