Шаг в сторону. Часть 2

Никонов Андрей

Шнурок, на котором висел кроваво-красный камень, от очередного удара лопнул, и кусок моей крови свалился на пьедестал. Растекся кровавым пятном, собрался в ручеек и вкатился-впитался в стержень, тот засиял оранжевым, образуя конструкт, опутавший меня, словно щит. Странно, но способность поглощать бору из окружающего мира внезапно ко мне вернулась, словно свежего воздуха вдохнул.

С воплем я засадил мужику плазмой промеж глаз, теперь уже он отлетел к стене и плюхнулся на скамью, правда без видимых повреждений, а я грохнулся на круглое

возвышение. Стержень подо мной смялся, словно был из пластилина, и впечатался кляксой в мрамор.

Стероидный качок сидел у на лавке, тяжело дыша и привалившись к стене, я сидел на пьедестале, пытаясь соединить лохмотья в какое-то подобие одежды и одновременно залечивая не такие уж сильные, на удивление, повреждения организма. Ворон прекратил трепыхаться, но кот его все равно не отпускал, легонько прижимая к полу.

— Чую, Радослава делала оберег, — наконец прохрипел мой противник. — Чего сразу не показал?

Я как мог пожал плечами. Левым, если быть точным, правое пока не двигалось.

— Откуда он у тебя и почему тебе моя дочка его дала?

Так, если эта старая карга его дочка, а зовут ее Рада Всеславовна, то значит, логично было бы предположить — тянулись неторопливо мысли в моей голове…

— А ты Всеслав?

— Для тебя — боярин Всеслав Силыч Травин. А ты кто такой, собака приблудная?

Кот при этих словах, случайно, наверное, как-то странно на меня посмотрел.

— Ты же мертвый давно? — на всякий случай уточнил я.

— Вестимо мертвый. Ты куда приперся-то, помнишь?

Ну да, вот, значит, как тут все происходит. Приходят потомки, предки их хорошенько пиздят, на кол сажают, потом напутствие дают, после этого точно поумнеешь, если выживешь. Так этому зомби-боярину и заявил.

— Ты каким боком потомок? — грохнул кулаком по лавке Всеслав. Хорошо так ударил, обычно по камню врежешь, из звуков только вопль от боли, а тут грохот стоял, словно кувалдой приложили.

— Тебя не знаю, — честно признался я. — А вот прадеда моего звали Травин Сергей Олегович, как отца его звали, не знаю, сведений не сохранилось. Может и Всеслав, хотя навряд ли, имен таких у нас при царе не было.

— При каком царе? — устало вздохнул собеседник. Мол, видно, человек головой стукнулся, бормочет невесть что.

— При Николае Втором Кровавом, — охотно обьяснил я.

— Чудны твои дела, Сварог. И чем этот твой Сергей Олегович занимался?

— В революции участвовал, потом воевал, а потом пропал куда-то без вести. Он между прочим старший майор госбезопасности был, — отчего-то похвастался я. — Это как генерал-майор, или комдив.

— Смеяться надо мной решил? — привстал со скамьи вечно живой предок, сжимая кулаки.

— Нет, просто ты спросил, я ответил. Думаю, с натяжкой тебя можно моим предком считать.

— А ну дай руку, — потребовал Всеслав, протягивая свою. Не дожидаясь, пока я соизволю подняться, сам подошел, плюхнулся рядом со мной, схватил за кисть, разворачивая ладонью вверх, и непонятно откуда

взявшимся ножом располосовал мне возвышение большого пальца, не обращая внимания на мои попытки вырвать руку, окунул палец в кровь, лизнул.

— Не пойму, — честно признался он. — Вот по крови ты вроде как Травин, да. Не боковая ветка какая-то Фоминских или упаси Макошь Вяземских, а истинный Травин, отголосок своей чувствую. И как раньше не смог, не пойму. А не можешь ты моим потомком быть, сгинул мой внук Сергий и болотах Пограничья, порвали его и его любушку измененные. Скопом навалились, не отбился. Был у них младенец, тоже сгинул напрочь, не назвали никак, не успели к роду приобщить.

— Никак, — кивнул я. Был у Сергея Травина первый ребенок, в гражданскую от тифа умер в младенчестве вместе с матерью. А дед родился только в 37-м.

— И откуда ты такой взялся, словно из-за грани, — мой далекий не-предок одним движением залечил мне руку, хлопнул ладонью по колену. Потом оглядел меня внимательно, хмыкнул и так же легко лохмотья мои в божеский вид привел. — Точно, из-за грани. Приходят иногда, редко очень, но тут не задерживаются. Ты тоже из таких? Говори, не бойся, мы чужим разговоры не передаем, нельзя, развоплотимся.

И это было единственным, что я почерпнул из намеков окружающих про обряд. Поэтому, собственно, и разоткровенничался.

— Из таких, — подтвердил.

И рассказал Всеславу, что и как.

— Вот оно что, — протянул мертвец. — Значит, Ратька Фоминский на Травино нацелился. Ну и пусть, правильно, что не цепляешься, пустое это. После сынка моего, Олега, чай, там и не оставалось ничего стоящего, так что Фоминские в праве, заново, считай, отстроили, пусть владеют. Но дом себе забирай.

— Даже не знаю, нужен ли он мне.

— Как хочешь, — местный Травин вздохнул. — Неволить не буду, но все же родовое гнездо наше, дому этому уже пять сотен лет, а все стоит. Что тебе надо сыскать, помогать не буду, знаю, где, но не прижизненное это знание, а значит, для тебя запретное. Только одно могу сказать — на правильном ты пути. Не там, где думаешь, но найдешь. И Раде передай, чтобы на следующий обряд сама приходила, простил я ее. Не поверит, скажи, что внизу кованного сундучка, который от меня остался и в доме смоленском в подвале стоит, в накладке серебряной прощение мое. Расплавить надо.

— Мудрено, но передам, — заверил я. — Только для этого дом сначала надо получить.

— Хитер Всеволодов сын, какую штуку придумал, — Всеслав рассмеялся. Молодо, звонко. — Думал, что с камнем этим попугаю я тебя, а тронуть не смогу, а там ты на все его условия согласишься. Вот только дочка моя, хоть и кровиночка, но тварь та еще, не все тебе про камень рассказала. А должна была. Ну да ладно, дай-ка перстень наш фамильный, смотрю, уже как собственный носишь.

Он взял кольцо, развернул печаткой к себе, легонько дунул. На серебряном поле парящий над пушкой ворон с черного поменял цвет на золотой.