Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком
Шрифт:
Но в нашей компании до серьезных побоищ дело не доходило. Ал-Фарйак и его друг умело выступали в роли миротворцев, что и привлекало к ним посетителей. Частенько у них ночевали отцы со своими семействами, они выпивали, пели песни, лица у них багровели, чалмы сползали с голов, и тогда жены начинали ссориться с мужьями.
Но нрав у женщин таков, что, если они видят, как кто-то или что-то отвлекает от них супруга, они пускаются на хитрости. Если это привлекательная женщина, то стараются быть привлекательней ее и пускают в ход все средства обольщения, чтобы взять над ней верх. Если же речь идет о дурной привычке, то борются с ней и прибегают к разным уловкам, чтобы отвадить от нее супруга.
В этой стране женщина
Женщин, эти благословенные создания, отличает чистота помыслов, искренняя вера и привязанность к мужчинам — мы не имеем в виду ничего дурного. Женщина, будь она замужняя или разведенная, сидя рядом с мужчиной, берет его за руку, кладет руку ему на плечо, склоняет голову ему на грудь, улыбается ему, развлекает его разговором, угощает его тем, до чего дотягивается ее рука. И делает это без всякой задней мысли, с искренним к нему расположением.
А лучшие их качества — глупость и наивность — это куда как лучше строптивости и хитрости, конечно, если речь не идет о вещах, порочащих честь и достоинство. В серьезных делах глупость себя не оправдывает. Так, к примеру, они любят выставлять напоказ свою грудь, но при этом с юных лет ничем ее не поддерживают, поэтому у большинства из них груди обвислые. К тому же они считают, что долгое кормление младенца грудью идет на пользу его здоровью, и кормят его целых два года, а то и дольше. Их любовь к своим детям и забота о них не поддаются описанию. Я знаю некоторых девушек, которые в день своей свадьбы, расставаясь с отцами, матерями и братьями-сестрами, плакали, словно на похоронах.
А разговоры о том, что мужья едят отдельно от жен, не имеют под собой никакого основания. Это происходит лишь в тех случаях, когда мужчина принимает гостя не из родственников, и тут, даже если мужчина предложит жене сесть за стол с незнакомым человеком, она откажется, сочтя это для себя унизительным. Короче говоря, женщин не в чем упрекнуть, кроме как в невежестве, но в этом нет их вины. У франков невежественные женщины хитры и коварны и уже потому заслуживают порицания. Мне было бы очень грустно узнать, что нашим милым женщинам наскучили их добродетели и они изменили свой нрав. В таком случае мне пришлось бы отказаться от похвал, которые я им воздал, либо разрешить читателю написать на полях этой книги слова «Ложь, ложь, ложь!» или два следующих бейта:
Если у женщины выбор есть, она всегда склоняется к наслаждению.
Разве может она юноше верный путь указать и дать разумные наставления?
Либо эти два:
Обойди ты всю землю вдоль или поперек, всюду женщин найдешь, честью торгующих, как товаром.
Не рукой заключают сделку они, а ногой, и любой судья ее подписью заверяет.
Либо то, что сказал Ди‘бил{57}:
Не теряй надежды, услышав от женщины грубый ответ, хотя он и ранит.
На милость гнев она сменит и, поупрямившись вдоволь, податливей станет.
Знай, что в стране, где беспрепятственно торгуют женской честью, платя разве что налог казне на строительство храмов, где
Здешний мужчина, выходя из дома, знает, что его овечка покорно ожидает его за закрытой дверью, и ему не нужно жаловаться, упрекать и постоянно быть с ней рядом. И ни к чему ему такие стихи: «Я изнемог от бессонных ночей, исхудал и зачах от любви». В странах, где торговля любовью запрещена, существует поэзия, превозносящая женщин сверх всякой меры, и в стихах древних франкских поэтов ты найдешь такие же откровенные строки, как и в книгах арабов тех времен, когда подобная торговля была запретной. По мере распространения торговли их становилось все меньше. В наших же горах нет ни торговли, ни откровенных стихов. Об ал-Фарйаке рассказывают, что он страстно полюбил одну из тех женщин, что посещали его, и наслаждался лишь тем, что целовал ее ноги, а утром говорил своему другу:
Целовать ее ногу приятней стократ, чем руку эмира или священника.
Ножки ее вызывают восторг, каждая волосинка на них драгоценна.
9
РАЗГОВОРЫ И СПОРЫ В КАРАВАН-САРАЕ
Тут самое время вспомнить один случай, произошедший в караван-сарае. Как-то у нас компания завсегдатаев собралась и выпивать принялась. Бокал за бокалом, все развеселились. Один — самый красноречивый и спорщик заядлый — задал присутствующим вопрос: «Кого из людей вам знакомых можно назвать самым благополучным и жизнью довольным?» Другой — с бокалом в руке — ответил: «Того, кто, подобно нам, сидит за столом с полным бокалом». Первый с ним не согласился и возразил: «Такое положение не может длиться долго и полной радости не приносит, это в жизни лишь краткий миг. К тому же известно, что пристрастие к вину аппетита лишает и здоровью вредит. Ведь человек пить привыкает, когда его беды одолевают».
Еще один сказал: «Лучше всех живется эмиру — он сидит на своей тахте в окружении родичей и свиты, и всего у него вдоволь — ему не нужно работать в поте лица своего. Приходя в свой гарем, он спит с самой желанной женщиной на самой мягкой постели. Недаром говорится: Мягкое на мягком — что может быть приятней! Ест он до отвала, одевается в мягкие одежды, все приказы его выполняются, и подданные ему беспрекословно подчиняются».
Один из присутствующих возразил: «Дело обстоит совсем не так, нет правды в твоих словах. Эмир, даже уединяясь с женщиной, озабочен и душой неспокоен, он не перестает думать, не раскрадывают ли его капиталы, не обманывают ли его те, кому он дела свои доверяет. Родня кормится за его счет и его же ругает, он близких своих опекает, а они ему изменяют, он щедро их одаряет, а они его в скупости обвиняют. За каждым шагом его они наблюдают и каждый поступок его осуждают. Он хотел бы поехать куда-нибудь, но такой возможности не имеет, мечтает на мир поглядеть, а вынужден сидеть дома. Он завидует тому, кто бродит по земле безо всякой цели, и считает счастливчиком сбившегося с пути».
Встал с места еще один несогласный и сказал: «Послушайте, люди разумные, самое счастливое создание Творца — это монах, читающий Книгу в своей келье и свободный от монастырских работ. Он ест то, что ему жертвуют люди, и щедро расплачивается с ними молитвами, заменяя им светильник в ночи. Он также ездит на их верховых лошадях, то есть, как говорится, ест, пьет и ноги не бьет — а что еще нужно для счастья? После всего этого какое ему дело до того, гибнет мир или процветает, вымирают люди или плодятся».