Шагай вперед, мой караван...
Шрифт:
– А теперь расскажи о себе. Что нового в твоей жизни?
Лана попыталась отмахнуться.
– Я хочу знать. Ведь я имею право знать, как и ты обо мне.
– Ах, Боже мой, конечно имеешь. Здесь, в Америке, ты моя самая близкая подруга. Я очень тебя полюбила. И мне тебя так не хватало все это время.
– Мне тебя тоже. Так я слушаю.
– Я, благодаря тебе, по-прежнему работаю у Нерецкого, веду свою рубрику.
– Это я знаю. Читаю все твои статьи.
– Левон начал выпускать свою газету. “Оазис”. Не Бог весть что, но я рада, что он при деле. Девочки окончили школу. Старшая учится
– А твое младшее чудо?
– В университете.
– Лане не хотелось хвастаться перед Натель успехами дочери. Наверное, когда у человека все так плохо, ему тяжело слушать об удачах других.
– Погоди. Она же у тебя для университета еще маленькая. Когда я ее видела, она сказала, что учится в девятом классе.
– Вика проскочила экстерном четыре класса за два года, и ее приняли в университет.
– В какой?
Помедлив, Лана все же ответила: - В Беркли.
– Вот это я понимаю! Иначе и не могло быть. Я ведь тебе тогда собиралась высказать свои догадки относительно нее. Но водоворот жизни, обернувшийся для меня наводнением, разметал нас в разные стороны... Бывает.
Неожиданно дверь отворилась и на пороге появилась Вика.
– Дочка, ты!
– Лана обрадовалась и растерялась одновременно. Ведь она обещала Натель, что они будут дома одни.
– У тебя что ж, снова внеочередные каникулы? Ты даже не предупредила, что приедешь.
– Здравствуй, Виктория, - сказала Натель как можно непринужденнее.
– Какая ты стала красавица! Расцвела, как садовый цветок. И совсем уже барышня.
Вику, казалось, ни чуточки не удивил и не смутил ужасающий вид женщины. Лана даже подумала, что дочь не узнала ее.
– Я приехала чтобы встретиться с вами, тетя Натель, - неожиданно для обоих проговорила Вика.
– Ты приехала из Сан-Франциско, чтобы встретить меня здесь!?. Но еще час назад я и предположить не могла, что окажусь в вашем доме.
– А я могла, - улыбнулась Вика.
– Я здесь, чтобы помочь вам, тетя Натель, справиться с вашим недугом.
– Доброе дитя. Мне уже никто и ничто не поможет. Все зашло слишком далеко.
– Неправда. “Слишком далеко” или “слишком поздно” никогда не бывает. Всё обратимо. Вы сами поможете себе. С моим участием. Мне никогда прежде не приходилось этого делать. Но во сне я получила инструкции. И я знаю, что они так же верны, как то, что я нашла вас там, где ожидала.
Лана и Натель переглянулись, озадаченные и заинтригованные. Дочь подносила матери очередной сюрприз.
– Вы не возражаете, если мы с вами немного пообщаемся?
– Возражаю? Я? После того, что ты только что сказала? Но может быть ты сначала умоешься, передохнешь с дороги? Наконец, перекусишь.
– Нет. Скоро вернутся сестра и папа. Они нам могут помешать. Поэтому не будем терять время.
– Вика пододвинула стул и села напротив гостьи, устремив на нее взгляд, который казался сконцентрированным и рассеянным одновременно, будто она пристально смотрела не в лицо Натель, а внутрь нее.- Это здесь.- Протянув руку, Вика коснулась области желудка.
Натель, суддорожно сглотнув, молча кивнула.
– Не мне вам говорить, что наша воля, наши мысли обладают огромной созидательной или разрушительной силой, в зависимости от того, как их употребить. Вы
Лана слушала и не верила своим ушам. Она никогда прежде не видела Вику такой... такой взрослой и уверенной в себе. Ей даже казалось, что ее голосом говорит кто-то другой. А девушка продолжала:
– Внутренняя установка, запущенная как программа в космос, рано или поздно реализуется. Вы, как человек, имеющий особую связь с высшими силами, сделав мощный негативный посыл, включили тем самым механизмы саморазрушения. И теперь наша с вами задача срочно поменять отрицательный полюс на положительный, дать организму установку на восстановление. Я знаю, вы сломлены. Вы перестали сопротивляться. Вы отдались потоку. Одной вам трудно вырваться из него. Вам нужна помощь извне. Мы это сделаем сейчас вместе. Дайте мне ваши руки. Закройте глаза. Я всего лишь проводник между вами и Космосом. Прислушайтесь к себе. Ощутите, как каждую клеточку вашего тела заполняет животворная, радостная энергия добра и любви, энергия жизни. Она течет через меня к вам. Примите ее с благодарностью. Омойтесь ею.
Вика умолкла. Теперь они сидели неподвижно, держась за руки. Глаза их были закрыты. Лана, не спускавшая глаз с обоих, вдруг заметила голубое свечение, разраставшееся вокруг дочери. И слабое ответное свечение над головой Натель - неровное и далеко не голубое, а скорее грязно-бурое, цвета болезни. Свет над Викой разрастался яйцеобразно, вытягиваясь в сторону Натель, пока не слился с нею в единый кокон. Он был настолько зрим, что Лана почти перестала видеть за ним две неподвижно застывшие фигуры. Находясь в каком-то дурмане, она не могла бы сказать, как долго это продолжалось. Но наконец Вика глубоко вздохнула, расслабилась и открыла глаза. Следом за ней то же самое сделала Натель. Свечение, в миг померкнув, исчезло.
– Боже, как хорошо, как спокойно стало вдруг на душе, - проговорила Натель своим прежним, как показалось Лане, голосом.
– Девочка моя, ты словно камень сняла с моих плеч.
– Мы сняли его совместными усилиями. И вы теперь очень быстро начнете поправляться, если...- Вика сделала особое ударение на последнем слове, - если вы будете относиться с полной верой в то, что только что произошло. Умоляю вас, тетя Натель, не впускайте в мысли ни сомнений, ни колебаний. Ничего, кроме позитивных, жизнеутверждающих мыслей. Обещаете мне?
– Я постараюсь. Я буду очень стараться, честное пионерское.
Обняв Вику за плечи, она прижалась к ней, как утопающий к спасателю. Потом, обернувшись к своей вновьобретенной подруге, проговорила:
– Лана, милая, отвези меня к машине. Мне надо побыть одной. Я должна все это осмыслить.
– Только при одном условии, - отозвалась Лана.
– Если ты своей собственной рукой запишешь в этом блокноте свой адрес и номер телефона. Я не дам тебе исчезнуть из моей жизни вторично.
– Пока Натель послушно выполняла ее требование, Лана не спускала глаз с дочери. Лицо Вики выражало глубокое внутреннее удовлетворение.
– Малыш, так ты надолго к нам пожаловала? Мы ведь все очень по тебе скучаем.