Шагай вперед, мой караван...
Шрифт:
“Мой шеф!
– осенило ее.
– Как же я упустила! Ведь они друзья.”
На следующий день, едва придя на работу, Лана направилась в приемную Нерецкого, но секретарша сообщила, что шеф опаздывает.
Вездесущая Сильва перехватила ее.
– Зайди-ка ко мне, подруга.
– И, затащив ее в свой офис, приступила к допроросу: - Чего это ты с утра пораньше штурмуешь нашего босса? Никак лыжи от нас навострила?
– Придет же тебе такое в голову.
– А в чем тогда дело? Что за проблема? Выкладывай. Может и без шефа, собственными силами разберемся.
– Да
– Ладно, не хочешь, не говори.
– Она сделала вид, что обиделась.
– Да телефон мне у него надо узнать. Одних общих знакомых. Не могу их нигде найти.
– А что же это за знакомые такие, которых через сыщиков искать надо?
– Беда у них случилась.
– Какая такая беда?
– навострила ушки Сильва.
– Он врач. Его на чем-то поймали и лишили лайсенса. И теперь он все потерял. А я дружу с его женой.
– А-а, все понятно.- В голосе Сильвы появились саркастические интонации.
– Нашкодил с Медикалом. Многие наши врачи этим промышляли. Держали даже специальных агентов, которые за деньги им вербовали больных.
– Как это?
– не поняла Лана.
– Они что, платили больным за прием? Зачем?!
– Не ясно, зачем? Чтобы их медикал заполучить и с него потом тысячи грести за липовые процедуры и тесты. Америкашки, как всегда, долго ушами хлопали, пока до них не дошло, что их дурят. Они ж доверчивые, лопухи, дальше некуда. В этой стране человеку на слово верили. Представляешь. Но теперь до них, наконец, дошло, что с нашим ушлым совком ухо надо держать востро. Облопошит и глазом не моргнет.
Лана нахмурилась.
– Ладно. Извини. Пойду я. У меня там куча статей не редактированных.
До Нерецкого ей удалось добраться только после перерыва. Но и он ничем не помог. Насколько она поняла, он впервые слышал от Ланы, что их телефон “disconnected”. Ей оставалось предположить, что Гофманы перебрались в другой штат, а возможно и вернулись в Россию, и Лана решила прекратить бесплодные поиски.
Видя, что у жены плохое настроение, Левон надумал развлечь ее, предложив в выходной день прогулку в Forest Lawn Memorial Park. Не очень себе представляя, что это такое, она согласилась. И только когда они уже въехали в красивые широкие ворота, оба поняли, что попали на кладбище.
– Зачем тебе это понадобилось?
– напустилась Лана на мужа.
– Неужели не нашлось более веселого места для воскресной прогулки?
– Не шуми, - миролюбиво попросил он.
– Честное слово, я не знал. Все слова в названии такие безобидные - “Лес Лужайка Мемориальный Парк”. Иди, разберись. Я и решил, что это городской парк лесного типа. Но, по-моему, ничего страшного не произошло. Ты же у нас человек любознательный. Разве тебе не интересно узнать, что собой представляет американское кладбище?
– Жуть как интересно, - пожала плечом Лана.
Мемориальный Парк, раскинувшийся на территории в 300 акров, меньше всего походил на кладбище. Мягко переходящие друг в друга склоны холмов покрывал сплошной, сочно зеленевший газон со свободно разбросанными деревьями. Лишь приглядевшись повнимательнее с близкого расстояния можно было заметить вкрапления двухфутовых плит,
– Какая прелесть!
– не слишком уместно воскликнула Лана.
– Вот это мне нравится. Посмотри! Никто ни над кем не выделяется, никто не кричит каменным надгробием: Я выше вас! Я богаче! Я знатнее! Все перед Богом и перед вечностью равны. И какой покой. Какое умиротворение. Прах усопших возвращен природе и с природою воедино слит. А живущие, гуляя здесь, не почувствуют себя подавленными.
Миновав готическую церковь дивной красоты, утопавшую в цветах, и взбираясь все выше и выше по аллее, они обнаружили, что Мемориальный Парк это не только кладбище.Здесь были церкви, в которых отпевали, и церкви, в которых венчали - совершенно очаровательные по архитектуре. Их многочисленные стрельчатые окна являли собой уникальную коллекцию, вывезенных из Европы, красочных средневековых витражей религиозной тематики. Вдоль струившейся, как ручей, дороги то и дело попадались великолепные скульптурные композиции, не имевшие никакого отношения к смерти. Они обнаружили “Террасу”, внутри которой этак запросто экспонировался огромный витраж -“Тайная вечеря” Леонардо да Винчи. Тут же можно было познакомиться с коллекцией всех видов монет, упомянутых в Библии.
На самой вершине холма их ждал еще один сюрприз. В специально с этой целью построенном здании экспонировалась одна-единственная картина - “Распятие и Воскресение” Jan Styka - самое большое в мире живописное полотно, размером 65 х 15 метров. Картина демонстрировалась в большом зале с рядами стульев, как в кинотеатре. Луч прожектора поочередно выхватывал идеально прописанные композиционные детали, а голос в динамике рассказывал ее историю.
– Какой же ты молодец, Левон, что придумал эту прогулку! Я и не подозревала, что прямо у нас под боком находится такая красота.
– А кто-то поначалу готов был съесть меня за это, - проворчал Левон.
Спускаясь по той же аллее к выходу, мимо зеленых холмов с двухфутовыми плитками, Лана сказала:
– Ты сейчас будешь ругать меня или смеяться, но, знаешь, когда придет мой час, я бы предпочла оказаться на такой вот лужайке, в таком мирном сообществе.
– А мое “предпочтение” было и останется неизменным, - вдруг очень жестко, глядя ей прямо в глаза, проговорил Левон, будто оглашал завещание: - Мой прах должен быть рядом с моими родителями.
– И как бы про себя добавил: - Хотя бы прах.
– Ты хочешь сказать, что память родителей тебе дороже меня и детей?
– Я хочу сказать, что для человека нет ничего дороже родной земли. К сожалению, это понимание иногда приходит слишком поздно.
Первый год обучения в американской школе подошел к концу. Инга закончила его с хорошими, стабильными показателями, но и только. Вике же удалось осуществить неосуществимое - она вытянула Ника в успевающие ученики. При этом никто в классе так и не узнал об их совместных занятиях. Более того, благодаря ей был снят с повестки дня сам вопрос о его пребывании в школе. Миссис Морисон пригласила Вику к себе в кабинет и, сердечно обняв ее, выразила ей благодарность и свое личное восхищение.