Шаги по облакам
Шрифт:
Профиль полета для создания невесомости был рассчитан нашим ведущим инженером по исследованию Николаем Леонтьевичем Червяковым, хотя и молодым, но уже достаточно опытным и весьма эрудированным инженером. Эксперимент состоял в следующем: на заданной высоте мы разгоняем самолет до скорости около 900 километров в час, создаем двойную положительную перегрузку и удерживаем ее до определенного падения скорости, после чего летчик отжимает штурвал, чем заставляет самолет лететь по огромной дуге. Полет по ней идет при нулевой перегрузке - невесомости и удерживает машину в таком положении, пока самолет не
Для определения наиболее выгодных условий полета нам были заданы высоты: 9000, 8000 и 7000 метров. Какая из них наиболее приемлема, предстояло определить практически.
Занимаем места в кабине самолета-лаборатории, застегиваем привязные ремни, проверяем оборудование, рабочие места и выруливаем на взлетно-посадочную полосу. Разбег. Взлет. Через несколько минут мы в районе испытательных полетов на высоте 9000 метров.
– Приготовиться к выполнению задания!
– командует Анатолий Константинович.
– Штурман, давай курс, да такой, чтобы солнце не слепило.
– Понял. Курс триста градусов.
Мне предстояло также контролировать скорость и высоту полета в различных точках траектории.
Все готово. Даю команду:
– Разгон! Включить контрольно-записывающую аппаратуру.
Самолет достигает заданной скорости…
– «Черемуха», я - четырехсотый. Начинаем выполнение заданного режима. На борту все в порядке.
– Четырехсотый. Я - «Черемуха», слышу хорошо. После режима сообщите результаты.
– Принял, - ответил командир.
– Набор!
– коротко командую я и тут же чувствую, как перегрузка вдавливает в сиденье. Поворачиваю голову влево и вижу: вместо того чтобы тянуть штурвал на себя для создания положительной перегрузки, оба летчика с выражением тревоги на лицах отжимают штурвал, а самолет упрямо лезет вверх, катастрофически теряя скорость. Высота быстро растет. Наконец корабль начал лениво переваливаться на нос; мы чувствуем сначала уменьшение веса, а потом и вовсе повисаем на ремнях. «Всплыли» и все незакрепленные предметы, поднялась неведомо откуда взявшаяся пыль, соринки. Мы ожидали невесомости, готовились к ней, но… не в таких условиях. Нужна была скорость, а наш корабль ее неумолимо терял. Каждый понимал, чем это может кончиться, но все попытки вывести самолет в горизонтальный полет были тщетными. И вдруг… На высоте 10 500 метров, почти на критической скорости, покачиваясь с крыла на крыло, Ту-104 перешел в горизонтальный полет. Сам! Впрочем, это, конечно, лишь показалось - ведь летчики не сидели сложа руки! Как бы то ни было, но скорость сначала медленно, а потом все быстрее стала нарастать. На лицах всех членов экипажа появилось просветление, но пока все молчат. Так бывает всегда после какой-либо сложной ситуации. Пройдет 2-3 минуты, и все заговорят наперебой. Так и есть: вскоре в наушниках целая словесная баталия:
– Вот это невесомость… Чуть не сорвались в штопор…
– Ничего себе - полторы версты свечой в космос.
– А что, собственно, случилось?
– Да ничего особенного. Пытались выйти на орбиту, да вторую ступень дома забыли…
Голоса
– Все ясно! Как мы и предполагали, на этой высоте двойную перегрузку создать нельзя. Задание будем выполнять на семи тысячах. Инженер, на борту все в порядке?
– Все нормально, командир!
– Понял. «Черемуха», я - четырехсотый. Режим не получился. На борту порядок. Передайте ведущему: произошло то, что ожидали. Согласно заданию снижаемся до семи тысяч.
– Четырехсотый, работу на семи разрешаю.
Начинаем сначала. Порядок подготовки к эксперименту тот же, но первая попытка оставила все же не очень приятный осадок, и все члены экипажа вольно или невольно ждут уже чего-то необычного, хотя понимают, что на новой высоте самолет должен вести себя совсем иначе.
Командир устанавливает заданный курс:
– Начинаем разгон, следи за скоростью.
Это мне.
– Слежу, Анатолий Константинович, Виктор Иванович, включай приборы.
Мощные реактивные двигатели быстро разгоняют самолет.
– Набор!
Вновь смотрю на летчиков, и вновь сюрприз. Теперь оба - здоровенные ребята-спортсмены - изо всех сил тянут штурвал на себя, но создать нужную перегрузку не могут.
– Прекращаем режим, - прерывисто дыша, командует Стариков.
Летчики отклоняют штурвал, и корабль плавно выходит в горизонтальный полет.
– Чижеловато, - слышу голос никогда не унывающего Евгения.
– Видно, твое «открытие», изобретатель, так и не пригодится, - пошутил командир.
– Зря резинку испортил. А Николай все же молодец - он ведь и это предвидел. На такой высоте самолет слишком устойчив, поэтому у нас и не хватило силенок.
– Ничего. Осталось восемь тысяч. Кажется, высота самая подходящая. Вот там и посмотрим, - не сдавался Евгений Александрович.
– Да, золотая середина. Набираем высоту.
– Разворачивайся, Женя, а я отдохну малость после такого высшего пилотажа.
И опять мы на исходном рубеже.
– Ну, орлы, еще одно усилие - и наша взяла, - обращается к экипажу командир.
– Женя, готовь свой резиновый «акселерометр».
– Готов. Только контуры подрегулирую. Даешь невесомость!
– Ладно. Командуй, штурман!
– Витя, включай приборы. Командир, разгон!…
Проходит несколько минут и снова:
– Внимание!… Набор!
Самолет вновь стремительно уходит ввысь.
На плечи опускается тяжесть. Стрелка указателя перегрузки замерла на втором делении. Это уже то, что нужно.
Набирая высоту, самолет медленно, но верно теряет скорость.
– Перевод!
И тут же вижу, как блестяще сработало климовское «открытие»: резинка повисла на изогнувшемся вопросительным знаком шпагате, и летчики, фиксируя ее движениями штурвала на одной высоте, достаточно точно выдерживали нулевую перегрузку. В окружавшем нас мире тяжести скользил по хитрой кривой островок невесомости. Ощущение на этот раз показалось нам приятным физически, а еще более - морально. Ведь это была победа.