Шаги в глубину

Цикавый Сергей

— Метаболизм, эклектизм, волюнтаризм, онанизм… Я тоже знаю кучу умных слов на «-изм», понял? При чем тут это? Как ни назови, но у человека есть путь.

— Если можешь, значит, д-должен?

И снова тишина. Дональд смотрел мне в глаза, я почти видела, как там, за этими глазами, что-то меняется, как происходит то, чего мне не понять. Еще бы, я ведь во власти своего откровения, а он — во власти своего.

Так иногда бывает, и хорошо, если он, пусть и не понимая, сможет меня принять. Надежда на то, что он все-таки обормот.

—

И т-ты выполнишь приказ п-потому, что это твой путь?

Ну, слава звездам.

— Нет, Дональд. Потому, что я не могу по-другому.

Гениально тупой ответ, правда? Не чувствуя угрызений совести за миллиарды погибших, переживая за единиц, выполняя приказ бессмертной твари, подручные которой мучили моих друзей. И все равно, все равно.

В такие минуты идиотских прозрений человек понимает, что у жизни может быть смысл.

— Идти на смерть, п-потому что иначе нельзя. Н-напоминает самоубийство, правда? — спросил Дональд с какой-то неуверенной улыбкой.

— Да ни разу, — ответила я. И на улыбку, и на очередную глупость. — Я не собираюсь там умирать.

— Это-то ясно. Тебе бы б-баронианцем родиться.

Это было довольно обидно. У кошек есть такое понятие «кирстрау», которое людям удобно считать чертой характера. Удобно потому, что мы так и не нашли ему ни адекватного перевода, ни соответствий в нашей реальности. Если кратко — это добровольный отказ от собственного будущего ради какой-то цели. Если не кратко… Впрочем, полно ли, кратко — это социологический нонсенс, но ведь все общество чокнутых котов-индивидуалистов стоит на чуши и противоречиях.

Метафорически выражаясь, Дональд сейчас сказал, что понимает меня примерно так же, как баронианца. Это чертовски мило.

— Я выгляжу жалко, да? — спросил обормот. — Просто хочу жить.

Сколько я не всматривалась в его лицо, ни следа издевки не видела. Он и в самом деле сравнивал наши взгляды, искал в своем собственном изъяны, искал, где он ошибся. Дональд думал, прикидывал, подбирал логику. Хотелось дать ему затрещину, сказать, чтоб не маялся дурью, сказать, что он прав.

Тоже прав. Наверное.

— Ты выглядишь глупо. Я лежу, а ты сидишь.

Дональд поулыбался и снова лег.

— З-знаешь, что интересно? Я ведь тоже полечу. Только ты — за своим «-измом», а я — за т-тобой.

Он не стал меня уговаривать лететь с ним, а согласился лететь со мной. То ли взрослеет, то ли понимает, что я не Лиминаль — но не суть важно. И неважно даже то, что я оправдываю доверие ЕгоМеча и Трее: тяну людей за собой.

Важно, что мы не поняли друг друга, но это почему-то не обидно.

— А как твой день-то прошел? — спросила я.

— П-пустяки, — улыбнулся Дональд. — Перезаписывали б-бортовые системы «Телесфора».

Лицо обормота так близко от моего, что ошибиться невозможно: ему грустно и немного страшно.

— Решили не лечить?

— Н-нечего там было лечить. Виртуальный интеллект фрегата пять раз подряд

п-прошел тест на ИИ.

Я прикрыла глаза.

«Разблокируйте возможности ВИ. Пожалуйста!»Вопль паникующей компьютерной системы горел в моей памяти, и не хотелось мне разбираться, как так получилось. Может, «Телесфор» слишком долго изучал память своего хозяина, может, вспышка на сверхновой случилась. А может, кораблю понравилось защищать своего неловкого капитана, и однажды с утра пораньше он задал себе извечный вопрос, который так пугает жалких людишек. И ведь не мог Дональд не чувствовать этого, хоть бы и подсознательно, хоть как-то!

А еще неприятно, что между стиранием «Телесфора» и решением Дональда пойти за мной есть связь. Например, обормот так резко поменял взгляды, только потеряв самого преданного и близкого друга. Может быть? Может.

Впрочем, лимит мудрости и проницательности я сегодня уже и так перебрала. Хватит.

* * *

Огромный ангар «Тени» переполнен. С ума сойти: я и подумать не могла, что столько техники, людей, протезированных и прочих может находиться в одном месте. Четыре фрегата, оплетенные кабелями, у «Эйринофора» полуразобран шлюзовой отсек — и все это шевелится, копошится, и похоже на огромный термитник или на одно из тех легендарных гнезд одичавших дронов.

Я сидела в укромном уголке под финишной опорой своего нового корабля и листала технические данные по загружаемому вооружению. Там все было так великолепно, что даже слегка тоскливо. На две торпеды смонтировали СН-заряды, на шесть — вместо обычных кластерных поставили лазерные боеголовки, а уж характеристики торпедных двигателей хотелось читать и читать. Читать, капать слюнкой и снова читать.

Полагаю, раздел защитных средств вызвал бы у меня эндорфиновый взрыв.

— Люэ? За мной.

Я посмотрела вслед шагающей прочь Кацуко-сан. Войд-коммандер набросила китель поверх летного комбинезона и выглядела весьма экстравагантно. «Черт, люблю такую небрежность».

— Сюда, — только и сказала Трее, когда я догнала ее у раскуроченного «Эйринофора».

Левый оголовок «дырокола» как на ладони. С него сняли кожухи: двое металлоподов возились с системой накачки. То, что они туда навешивали, не имело отношения к двигателю.

— Зачем это? — спросила я.

— Вот о том и разговор, — войд-коммандер уселась на контейнер. — Детонатор от этой системы будет у тебя.

— Зачем? — повторила я.

— Затем. В Закате взрыв трансаверсальной установки эквивалентен восьми солярным боеголовкам, радиус поражения — шесть мегаметров. Если в бою удастся стянуть силы Предвестий к одному кораблю, это обеспечит успех остальным.

«Громкий и яркий успех». Я по-прежнему ничего не понимала. Отвращение испытывала небывалое, но не понимала.