Шаги во тьме
Шрифт:
Внутри абсолютно такого же по размеру помещения, что и ювелирная лавка, пустого места практически не наблюдалось. Цветы были повсюду: в гипсовых и стеклянных вазах на столах, в шкафах с прозрачными дверцами и без оных, и на самих шкафах тоже, на полу в ведрах, тазах и напольных вазонах, и даже с потолка свисало на тонких цепях несколько горшков, из которых интимно выглядывали лепестки фиалок. И все это эдемское великолепие дополнялось тонким свистом желтого кенара в стоящей на одном из шкафов золоченой клетке.
Из-за цветочного изобилия стен почти не было видно, но в редкие проплешины
– Симпатичные стены.
– Какие есть, господин полицейский. У меня не ювелирная лавка, чтоб бархатом их затягивать. Да и с типографскими-то и проще, и дешевле. У меня, сами видите, какой товар: и пыльца, и вода. Так что я сразу несколько рулонов себе выторговала, сама и подклеиваю, когда требуется. Да и сам ювелир-то после потопа с бархата на бумагу перешел. У всей стороны такие из-за его скупости – видали бы вы, как он тут с артельщиками брехал за каждую копейку. Ну да может, потому и богатый такой, что лишнего не платит. Цезарь, умолкни!
Последняя фраза была обращена к кенару, и, что удивительно, он послушался: спрыгнул с жердочки, подцепил с пола клетки зернышко, сосредоточенно прогнал его по зобу и принялся разглядывать гостя своими черными бусинами-глазами. Молча.
– Какой он у вас послушный.
– А иначе нельзя, с ума можно сойти за весь день от его трелей, – уже менее настороженно ответила хозяйка. – А так он у меня днем заместо колокольчика, а ночью собаку замещает. Коли чужой входит, сразу свиристеть принимается. Пока я не велю – не замолчит. Даже если клетку платком накрыть.
– И что же, в пятницу ночью он не верещал?
Савельева пожала плечами:
– Сторожа не докладывали. Стало быть, не тревожил.
– Вы позволите? – Свиридов указал на дверь во вторую комнату.
– Ну разумеется.
По размерам комнатка была совершенной копией своей соседки из ювелирной лавки, отличаясь лишь убранством. Помимо опять-таки цветов здесь стоял вещевой шкаф, используемый хозяйкой по прямому назначению: внутри на плечиках висело несколько платьев, а на полке поместились две шляпки, – да между шкафом и стеной приютилось несколько тех самых обойных рулонов.
– Мы, бывает, допоздна открыты, так что приходится держать для всякого случая, – пояснила Марья Кирилловна, кивнув на дополнительный гардероб.
– А в пятницу вы во сколько заперли?
– Ох, да почитай что за полночь. У нас же ресторация и кинотеатр напротив через проспект, и вечерами ближе к концу недели долго фрачные господа тянутся. В субботу так и вовсе в половине второго двери закрыла.
В первой комнате тренькнул колокольчик, такой же, как в ювелирной лавке. Свиридов выглянул и увидел зеркальное отражение буквально пять минут назад наблюдаемой им картины – теперь у двери переминался с ноги на ногу Лейб Шейман.
– Господин полицейский, – прямо с порога пробормотал он, – я, собственно, лавку закрыл и иду домой. Просто подумал, вдруг у вас еще остались вопросы.
– Сами закрыли? Отец доверил вам ключ?
Лейб пожал плечами:
– Так что уж теперь, все равно замки менять.
Александр
– Согласен. О вопросах не беспокойтесь, юноша. Если вдруг что-то еще потребуется, я вас отыщу.
Молодой человек кивнул, еще потоптался, будто не зная, как попрощаться, опять кивнул и спиной вперед вывалился на улицу.
– Тяжело одной, поди? – вернулся к цветочнице Свиридов.
– А я и не одна, – с некоторым вызовом выставила подбородок Савельева. – Слава боженьке, доченька помогает, Настенька. В ночь, конечно, ее не оставишь, цветочек молоденький, а до обеда очень даже подсобляет.
Александр Павлович достал портсигар, вопросительно посмотрел на хозяйку.
– Курите, пожалуйста. Я страсть как любила, когда муж курил. Он трубку предпочитал. Очень мне нравился запах табачный. Даже сама курить пробовала, но не получилось: сразу кашлять начинаю, слезы, из носа даже течет, – хихикнула вдова, видимо, совершенно освоившись с неожиданным гостем. – И что же вы думаете, господин полицейский? Найдете бандитов? Это ж ужас, на какие деньжищи добра уволокли. На десять жизней хватит!
– Непременно отыщем, не сомневайтесь. Да и вещицы клейменые, сбыть не получится. Разве что как лом: камни и жемчуг отдельно, оправы да цепи в переплавку. Но тут уже совершенно иная сумма выйдет.
– Ну оно и так не дюже мало.
– Немало, – подтвердил Свиридов. – Но позвольте уж сперва я задам все свои вопросы. Итак, в пятницу вы были здесь до начала первого, так?
Вдова кивнула и попыталась даже изобразить книксен.
– На улицу выходили?
– Я каждого покупателя за дверь провожаю. Такое у меня заведение.
– И что же на улице? Ничего не видели? Не ошивался кто у соседней лавки? Может, наблюдал за дверью.
Савельева пожала полными плечами:
– Специально не примечала, но думается, уж не пропустила бы. Да и опять же, господин Свиридов, тут же сторожа ночные ходят по кругу вокруг всего Гостиного. Четверо внутри, четверо снаружи. Так и ходят всю ночь парами друг другу навстречу. Я потому и интересуюсь, поймаете али нет, что больно ловкие воры-то. Такие замки, как у жида Шеймана, много что за четверть часа отомкнули. Больше у них времени не было, хоть сами приезжайте да замеряйте ночью.
– Да уж… – Александр Павлович завертел головой, соображая, куда бы пристроить окурок.
Марья Кирилловна подвинула ему чистую малахитовую пепельницу.
– А в субботу тихо было у соседей?
– А у них всегда по субботам тихо. Малахольные, сколько денег теряют. Я уж предлагала старику, чтоб Настеньку мою к себе взял на субботы-то. Так старый пень только глазами сверкнул да под ноги плюнул. Вот вроде и умный, а дурак. Ведь куда как лучше было бы, коли девица красивая торговала бы его побрякушками, али нет? Ведь покупатель у него исключительно мужеского полу. А для кого, спрашивается, мужчины эту красоту покупают? Знамо дело, для нас, для женщин. Вот и куда как ловчее бы у евреев торг пошел, ежели б за прилавком моя Настенька стояла. И браслетик к ручке приложить, и кулончик, извиняюсь, на грудь, и сережечки к ушку. Вот и доплевался, образина. Небось патлы свои длинные повыдергивал от досады.