Шаги за спиной
Шрифт:
И что бы ты ни сказал, ты говоришь неправильно.
– Столько людей едут за грибами, значит, они есть, – сказал Валерий.
– Ты тоже говоришь не о том.
– Нет, ну так говорить невозможно!
– Тогда лучше молчи, – ответила Людмила, – лучше молчи, а то мы поссоримся.
– Ты уже третий день этого хочешь.
– Нет, я уже третий день от этого спасаюсь. Почему люди не могут быть счастливы вместе, если они любят друг друга?
– Потому что не умеют.
– Тогда надо учиться.
– Давай, учись.
– Опять я виновата?
– А кто держит меня на привязи?
– Хочешь,
– А ты отпустишь?
– Нет, ты мне нужен.
Бецкой закрыл глаза и стал только слушать. Точно, здесь что-то не в порядке, думал он, но не в порядке с ним. Точно, с ним.
– Если бы ты… – начал Валерий.
– Ты всегда слишком много рассуждаешь, – перебила Людмила.
– Что в этом плохого?
– Ты не умеешь никого любить, и заменяешь это рассуждениями. Любить – это не слушать свои собственные трепетания, это значить думать о ком-то, жалеть, помогать, стараться сделать лучше. Ты старался что-нибудь сделать лучше?
– Ну, если…
– Опять твои если. Мне кажется, что ты можешь дорассуждаться до чего угодно, даже до того, чтобы убрать меня например, если я буду мешать.
– Как же я могу тебя убрать?
– Например, толкнуть с балкона. Да, да, ты на это способен, хотя я преувеличиваю, ты не смог бы сделать этого со мной. Или смог бы?
– Я не хочу говорить в таком тоне, – ответил Валерий.
– Можешь не говорить, я все равно все вижу…
Бецкой стал засыпать. Сквозь сон он слышал разговор, пререкания продолжались. Казалось, будто два человека долбят высокую каменную стену, которую сами же и поставили между собой; они ударяют в стену, стена шатается, но не рушится, камни падают сверху и ранят обоих. Ему приснилось мелкое море с зеленым солнцем над горизонтом и медная собачка с кошельком в зубах бежала по волнам, оставляя кровавый след.
Электричка остановилась и он проснулся. Ага, эти двое сейчас будут выходить, – подумал он, – я могу выйти тоже.
Что-то интересное обязательно случится.
Он не ошибся. Грибники потянулись по тропке, похожие на муравьев, бредущих к муравейнику. Километра через два дорога разделилась на три дорожки, будто в сказке (налево пойдешь – голову потеряешь). Бецкой отстал и старался идти незаметно.
– Налево пойдешь – голову потеряешь, – сказала Людмила.
Пойдем налево?
– Конечно, налево.
– А как же голова?
– Не велика потеря.
Они свернули налево и вскоре поднялись на железнодорожную насыпь. Валерий огляделся, проверяя, нет ли людей вокруг.
Никого нет, кажется. Почему так холодно в груди? Нет, не в груди, скорее, в желудке, но холодно.
Вдали показался товарняк.
– Давай отойдем, – сказала Людмила.
– Ты боишься?
– Как хочешь, – она продолжала идти у самой колеи. Валерий обнял ее за талию. Его вторая рука была свободна. Она приложила голову к его плечу. Это случится сейчас, – думал Бецкой, – это обязательно случится сейчас.
Товарняк на полной скорости начал обгонять их. Людмила чуть отстранялась – от быстрых колес дул ветер. Валерий быстро оглянулся – никого нет.
– Зачем ты все время оглядываешься? – спросила она.
– Нет, – ответил он невпопад и толкнул ее под колеса.
73
Первой
Второй проблемой была Людмила. Убить Людмилу он не смог; он переоценил свои силы. Так странно: в своем воображении ты убиваешь кого угодно, и делаешь это с радостью, но в жизни иногда больно даже задавить таракашку (разве что под настроение; под настроение можно убить даже кошку), а человека – вовсе невозможно.
Товарняк на полной скорости обгонял их. Людмила чуть отстранялась – от быстрых колес дул ветер. Валерий быстро оглянулся и увидел, что никого не было. Все его рассуждения уже рассыпались по кирпичикам, но воля еще толкала к цели. А цель снова была близка.
– Зачем ты все время оглядываешься? – спросила она.
– Нет, – ответил он невпопад и толкнул ее под колеса.
В последнее мгновение Людмила обернулась и в ее глазах было выражение такой беззащитности, что его пальцы сжались на ее курточке.
– Ты что! – удивилась Людмила.
Самое утонченное коварство женских глаз – выражение беззащитности. На самом деле – это совершеннейшее оружие, придуманное природой.
– Я хотел лишь показать тебе, что никогда и ни при каких обстоятельствах не смогу причинить тебе зло, – сказал он. —
Видишь, здесь никого нет, трава скользкая. Если бы я тебя толкнул, это было бы несчастным случаем. Но я этого не сделал. Теперь ты веришь мне?
– Да, но ты сумасшедший. Я никогда не думала, что ты на самом деле захотел бы меня убить. Мне просто хотелось тебя помучить…
Итак, вторая проблема тоже не решалась.
Третей проблемой было защититься от опасности, которая, и он теперь точно знал это, исходила от Дома на окраине. Если бы убрать Юру-именинника, если бы кто-то другой его убрал, но кто же захочет связываться? Третья проблема тоже нерешаема, потому что сам он убить не способен. Да, да, неспособен! – закричал один внутренний Валерий другому. Ты тряпка, – сказал другой, – ты не мужчина.
Мужчина – это не тот, кто может убивать!
Согласен, мужчина – это тот, у кого деньги есть. У тебя их нету. Вопрос исчерпан.
Но я докажу.
У тебя было много времени доказывать.
Мужчина – это тот, кого любят женщины. Они меня любят.
Посмотри на Люду.
Посмотри на нее сам – разве так выглядит счастье?
Он посмотрел: Люда сидела в кресле, глядя в стену прямо перед собой. Ее взгляд был тяжелым и пустым. Такого взгляда дети боятся больше чем ремня. От такого взгляда они сразу становятся шелковыми. Этакие шелковые мешочки с тупой ненавистью. С таким взглядом хорошо работать в школе – не будет проблем с дисциплиной. Пройдет пять или десять лет и она превратится в мегеру; все это меня ждет.