Шах и мат
Шрифт:
И только потом, после смерти тети Оли, в тридцать восемь лет, я словно очнулся. Снова вспомнил о шахматах.
Начал опять заниматься и изучать их. Сам, своими силами. Пошел в кружок, читал литературу. Играл с другими талантливыми ребятами.
Отчаянно больно осознавал, сколько много времени упущено. Если бы я упорно занимался с подростковых лет, то сейчас уже мог быть гроссмейстером. Это мне в один голос твердили все учителя.
— Впрочем, для тебя еще не все потеряно, — сказал мне один, Борис Николаевич
Ага, как же. Это он утешал меня, безмозглого тупицу. Самые лучшие, самые плодотворные годы утеряны. Утеряны безвозвратно.
Хотя, я все еще пытался бултыхаться. Окунулся в шахматы с головой. Старался наверстать упущенное. За два года почти смог совершить невозможное.
Мне осталась еще пара турниров, чтобы выйти на финишную прямую к чемпионскому титулу в России. На мировое первенство я претендовать уже вряд ли смогу, но вот в пределах страны еще можно рискнуть.
Этот турнир проходил в Москве. В городе, где я почти не бывал. Чтобы поехать сюда, я копил деньги с зарплаты.
Накануне я уже выиграл две партии с соперником. Сегодня должна быть третья. Я не сомневался в победе.
Чтобы освежиться, вышел на улицу. На холодную ноябрьскую улицу. Вот тупица. Хотя, быть может, и не совсем, как знать.
Гостиница, где проходил турнир, располагалась в тихом местечке. Я прошел пару кварталов и оказался рядом с шумной магистралью.
Передо мной по тротуару шла женщина. Из-под капюшона выбивались пышные рыжие кудри. В коляске младенец, рядом малыш постарше. Торопливо семенил ножками.
Мать на ходу уставилась в телефон. И не заметила, как сынишка отстал, свернул на дорогу, побежал вперед. Прямо через бурлящий транспортный поток.
Она только успела оглянуться, а я уже оказался на дороге. Сам не знаю, как будто что-то толкнуло внутри. Подхватил мальчишку, бросил на обочину.
Оглянулся. И понял, что не успею спастись сам. Грузовик, отчаянно сигналя, оказался слишком близко. Вся жизнь промелькнула перед глазами.
Эх, успел подумать я, а ведь я еще мог стать чемпионом. Не судьба, значит.
Грузовик совсем рядом. Время снова завертелось с бешеной скоростью. Я не успел ничего сделать.
Страшный удар. Мгновенная боль по всему телу. Отключка и темнота.
Абсолютная темнота.
И вспышка света. Я думал, что тело пронзит судорожная боль, но ошибся. Болели только голова, спина и локти. Тупой тягучей болью.
— Эй, вставай, ты чего, Дениска? Жив?
Я уж и не чаял услышать человеческие голоса. Но они гудели надо мной, как рой пчел.
С трудом разлепил веки. Что такое? Оказалось, я лежу вовсе не на дороге, а в помещении. Вон, тщательно побеленный потолок. На его фоне надо мной склонились головы людей.
—
— Я уж думал все, того уже, — добавила другая слева. — Уж очень сильно слетел. Грохот такой, будто пол сейчас провалится.
Я огляделся. Лежу на бетонном полу, голова раскалывается от боли. А где малыш, где грузовик? Тело относительно целое, хотя и болит.
Но ведь меня должны были размазать по асфальту, разве нет? Что за дичь вокруг творится?
— Вставай, дружище, — кто-то из окружающих схватил меня за руку, помог подняться. — С тобой все в порядке? Что-то ты бледный совсем.
— Эй, где там фельдшер была? — спросил кто-то еще. — Помогите Денису.
Я продолжал ошалело оглядываться. Что это? Я оказался в просторном светлом помещении, заполненном народом. Всюду столы, стулья, скамейки.
Окна большие, в человеческий рост. Подоконники широкие, на них можно сидеть и лежать. Заставлены кактусами и другими цветами.
Но самое интересное другое. На стене огромный плакат с изображением мудрого Брежнева. Вождь стоял на трибуне на фоне развевающегося огромного красного флага. Ниже слова: «Забота об упрочении мира является одной из главнейших задач нашего государства».
Рядом другой плакат, насчет достойной и ударной трудовой встречи очередного съезда КПСС. С серпом и молотом, тоже с красным флагом.
И еще плакат — поменьше. «Шахматы: ну давай, ходи уже!». Изображена толпа людей, столпившихся вокруг двух шахматистов.
А еще на столах всюду стояли шахматные доски с расставленными фигурами. И добрая половина народу сидела возле них и играла в шахматы. Между прочим, большинство юноши и девушки, лет восемнадцати-двадцати.
Меня окружала тоже молодежь. Стояли, похлопывали по плечу.
— Держись, Дениска, — сказал один.
— Голову береги, она тебе еще понадобится, — добавил второй.
— Ну, как ты, Архаров? — ко мне пробился высокий мужчина. — Ну-ка, покажи голову.
Постарше всей этой мелюзги. Сильный и широкоплечий, с внимательным взглядом. Волосы буйные, торчат во все стороны. В вязаном свитере и черных брюках.
Наклонил мне голову, осмотрел и пощупал затылок. Я пока что безропотно повиновался.
Правда, я и так потерял дар речи. Особенно, когда опустил голову и увидел свое тело.
Все не мое. Тоже свитер, какие-то штаны и еще крепкие ботинки. Постойте, на мне была другая одежда. Что происходит, черт побери?
— Стой спокойно, — сказал мужчина. — Ничего себе шишка. Наверное, небольшое сотрясение заработал. Как себя чувствуешь, не тошнит? Голова не кружится?
Он позволил мне поднять голову. Но я уже продолжал осматривать руки. Тоже не мои, чужие. Гладкие, светлые, с ровными ногтями. Это как понимать?